Вперед, к победе коммунизма!
С недавнего времени симптомы того, что в этом мире что-то необратимо и кардинальным образом меняется, становятся не просто различимы, но даже очевидны – и отражаются эти изменения буквально во всем, во всех сферах нашей жизни. Идет решительное качественное переустройство всей организации общества, и осознание данного факта приходит ко все большему числу мыслящих индивидов. Однако, в то же время, далеко не все отдают себе отчет в том, что же конкретно происходит, каковы механизмы, лежащие в основе набирающих обороты процессов, что необходимо делать в сложившейся ситуации – и на какие идеалы, в итоге, имеет смысл ориентироваться, чтобы адекватно встретить стремительно накатывающее на нас Будущее.
Вместе с тем, не менее очевидно, что в условиях цивилизационного фазового перехода, переживаемого нами ныне, наличие у людей правильных ориентиров, аутентичных этому самому Будущему, становится исключительно важным, поскольку в противном случае велик риск, что Будущее никогда не наступит, а вся наша цивилизация свалится в новое средневековье или даже в первобытную дикость.
Именно поэтому авторы поставили перед собой задачу вскрыть самые основания текущего кризиса и попытаться нащупать новый аттрактор, к которому – и только к которому – имеет смысл подталкивать цивилизацию, чтобы она не канула в лету, а продолжила свое развитие. Исторической справедливости ради необходимо отметить, что мы начали глубоко размышлять на предмет смены эпох, или, если сказать точнее, цивилизационных парадигм – то есть систем принципов, определяющих существование цивилизации в глобальном аспекте – в начале нулевых, впервые презентовали концепт «Новой Цивилизационной Парадигмы» в 2003 г. на конференции по проблемам цивилизации, и весной 2004 г. опубликовали в сети развернутую статью «К вопросу о Новой Цивилизационной Парадигме» [1]. Более того, в те годы именно 2008-2009 гг. указывались нами как переломные – и то, что так называемый «мировой финансовый кризис» разразился именно в 2008 г., как нельзя лучше подтвердило нашу правоту.
Сейчас уже многие исследователи и представители современных элит независимо друг от друга делают вывод, что система «человечество» вплотную подошла к постэкономической стадии цивилизационного развития, и кризис является неизбежным моментом перехода к этой стадии. Подобные идеи просматриваются не только в книгах и статьях таких авторов, как В.Иноземцев, А.Бард и Я.Зодерквист, М.Горбачёв, М.Хазин, в смутных прозрениях Г.Павловского, Г.Попова, но сейчас уже и в выступлениях «действующих политиков» – Б.Обамы, Д.Медведева и даже В.Жириновского. Однако, общего «языка» для того, чтобы говорить о постэкономическом будущем, общих ориентиров, идеологий и технологий существования в этом будущем на настоящий момент не выработано.
Поэтому в данной работе мы считаем целесообразным:
1) показать «анатомию» текущего кризиса, его «структурность»;
2) продемонстрировать индикаторы, свидетельствующие о том, что нынешний кризис уникален, носит глобальный характер и является ничем иным, как цивилизационным фазовым переходом, «бифуркационным периодом» в истории мировой цивилизации;
3) обосновать тезис о необходимости принятия человечеством Новой Цивилизационной Парадигмы в отсутствие сколь-либо заслуживающих внимания альтернатив и в контексте коллапса старой, сепарационной парадигмы;
4) привести ряд примеров отражения Новой Парадигмы в различных отраслях человеческой деятельности (проекций), которые помогли бы лучше увидеть ее контуры;
5) описать вытекающие из этих контуров новопарадигмальные технологии существования общества в посткризисном мире.
Говоря о Новой Парадигме, мы отдаем себе отчет в том, что она не возникла на пустом месте, но в течение всей истории человечества прорастала отдельными ростками то тут, то там. Ее проекции можно проследить и в эпоху господства старой, отмирающей ныне парадигмы – и даже в первобытном обществе. Однако только сейчас весь комплекс необходимых условий, предпосылок для синергийного объединения этих ростков в единую структуру можно считать окончательно сложившимся – а следовательно, непреодолимых препятствий для перехода всего человечества на Новую Парадигму более не существует. На борьбу же с препятствиями преодолимыми направлена предлагаемая вашему вниманию статья.
АНАТОМИЯ КРИЗИСА
Текущий цивилизационный кризис выявляется сразу по ряду направлений, наиболее очевидными из которых являются когнитивный кризис (или кризис познания) и кризис социально-политических систем.
2.1. Кризис когнитивных стратегий
Прежде всего, под очень большой вопрос оказалась поставлена способность наук к познанию мира. Простой анализ базовых принципов, на которых построена система современного научного знания, приводит к печальному выводу, что эти принципы глубоко порочны. Один из важнейших признаков нынешнего кризисного состояния научного знания – в том, что в ортодоксальной науке принцип конвенциональности важнее принципа верифицируемости. Вся система научного знания связана круговой порукой ученых-ортодоксов, заменяющих проблему выявления верифицируемой информации негласными обусловленностями и ссылками на работы друг друга. Тогда как для получения реальной информации о мире необходимо, чтобы это знание было верифицируемо, т.е. чтобы каждый интересующийся мог проверить, откуда это знание получено и каким образом.
Не менее важным признаком научного кризиса является то, что в большинстве «классических наук» (физика, химия, биология, география и т.п.) власть единой повествовательной стратегии, парадигмы, «школы», с которой бывает связана, как правило, абсолютизация одних сторон изучаемого предмета и неглектизация других, всё ещё очень и очень сильна, что приводит к тенденциозности и искаженности познавательного процесса. Так как подобный «линейный» подход по определению ограничен, а развитие науки в ХХ веке было весьма стремительным, то к настоящему моменту классическая наука подошла к своему верхнему пределу, или, образно говоря, вычерпала с концами то «месторождение знаний», которое в силу своей ограниченности только и могла вычерпать. Больше открывать ей нечего.
Самые общие, фундаментальные законы Вселенной изучает физика. В.Свиридов в журнале «Компьютерра» за октябрь 2001 г. приводит такие данные [2]:
«…начиная с 1970-х годов доля физиков среди ученых падает. Например, в 93-м в Великобритании насчитывалось 12 тысяч физиков, геологов и метеорологов вместе взятых, а биологов – 50 тысяч. 93-й – это вообще символический рубеж: конгресс США отказался продолжить финансирование сверхпроводящего суперколлайдера – нового гигантского ускорителя частиц. Проект “Геном человека”, цели которого величественны, но все же не столь фундаментальны, в деньгах отказа не знал.
С тех же 70-х годов внутри самой физики уменьшается доля фундаментальных исследований. Сейчас они в основном сосредоточены в двух узких секторах: физика элементарных частиц и космология. В других науках о природе (кроме астрономии) ситуация похожая: объем, значимость и отдача фундаментальных исследований монотонно убывают.
Какие принципиально новые научные дисциплины сложились в XX веке? Экология, синергетика, информатика… В отличие от классических наук, эти делают ставку не на анализ, расчленение сложного мира на элементарные кубики, а на синтез. <…>
Классические же отрасли науки все быстрее превращаются из чистого знания в ремесло. Так, бум в биологии связан не столько с ожидающими своего решения принципиальными вопросами, сколько с необходимостью практического освоения уже полученных фундаментальных результатов».
Весьма показательно в этом отношении заявление организаторов Нобелевской Конференции 1989 г., озаглавленной вполне откровенно – «Конец Науки». В нем, в частности, говорилось:
«Поскольку мы занимаемся изучением мира сегодня, нас не покидает все более острое ощущение того, что мы подошли к концу науки, что наука, как некая универсальная объективная разновидность человеческой деятельности завершилась <…> Если наука не претендует на изучение внеисторических универсальных законов, а признает себя социальной, временной и локальной, то не существует способа говорить о чем-то реальном, лежащем вне науки, о чем-то таком, что наука лишь отражает».
Сейчас, спустя почти 20 лет после этого важного признания, можно со всей полнотой уверенности констатировать, что наука в том виде, в каком она существовала на протяжении последних четырех веков, действительно кончилась. Постмодернизм попытался влить свежую кровь в ее поизносившиеся сосуды, показать, что абсолютизация той или иной научной парадигмы ни на чем не основана и не приводит ни к чему хорошему, «…постмодернистская мысль пришла к заключению, что все, принимаемое за действительность, на самом деле есть ничто иное, как представление о ней, зависящее к тому же от точки зрения, которую выбирает наблюдатель и смена которой ведет к кардинальному изменению самого представления» [3], однако классические научные дисциплины оказались не готовы к этому «мультиперспективизму», комфортная узость мышления оказалась им более впору. Классическая наука окончательно превратилась в инженерию, способ решения сиюминутных проблем, ремесло и даже в бизнес.
2.2. Кризис социально-политических систем
Когнитивный кризис – только одна сторона медали. К настоящему моменту очень ярко проявился также и кризис современного состояния социально-политических систем, который каждый из нас может наблюдать, просто следя за информацией о текущих событиях в мире или за историей недавнего прошлого.
XX век ознаменовался крахом всех глобальных исторических теорий и, соответственно, крахом всех попыток подвести научную базу под использование исторической информации в социально-политической практике – от политологического прогнозирования до переустроения мира на основе «единственно верного учения».
В конце концов, нарушение взаимосогласованности человека и окружающей среды, явившееся неизбежным следствием победы принципа «разделяй и властвуй», победы приоритета интересов отдельных личностей и групп перед интересами всего человечества, привело к неконтролируемому нарастанию процессов медленного самоуничтожения цивилизации.
Эти тенденции к настоящему времени приобрели уже фактически катастрофический характер и угрожают выживанию человечества. Именно поэтому возникает насущная необходимость в Новой Цивилизационной Парадигме, которая смогла бы обеспечить прекращение дальнейшего развала и ввести человечество в устойчивое равновесие с окружающей средой. Мы должны снова стать единым социальным организмом на новых, по-видимому, сетевых принципах – и четко осознать, что одна, меньшая часть человечества, выжить за счет другой – большей ее части – не сможет. Потеря управления грозит гибелью всей цивилизации.
При этом, глубокое изменение самого человека является единственным залогом успешного глубокого изменения социальных институтов, которое, в свою очередь, будет стимулировать дальнейшее изменение человека.
Наметившиеся в определенных кругах интеллектуалов некоторое время назад тенденции к эмансипации личности и деконструкции дискурса Власти, сводящего роль человека в обществе к роли функциональной детали-винтика экономических структур, таким образом, должны рассматриваться как наиболее позитивные симптомы социально-политического кризиса, которые, вкупе с разрушением навязанных Властью стереотипов и мифов, вполне возможно, приведут к тому, что принцип «разделяй и властвуй» сдаст свои позиции довольно скоро.
2.3. Системный характер кризиса
Говоря о глобальном цивилизационном кризисе, необходимо понимать, что в условиях, когда под вопросом оказываются такие базовые для существования цивилизации вещи, как познавательная деятельность и структура общественных отношений (без первого мы были бы овощами, а без второго – даже не овощами на грядке, но разрозненными, атомизированными дикарями вроде «снежного человека»), вся система «человечество» попадает в ситуацию хаотизации и поиска пути дальнейшего развития, поиска нового аттрактора. Для общества в глобальном аспекте такими аттракторами являются цивилизационные парадигмы – комплексы ключевых установок общественной жизни, управляющие действиями людей и их сообществ как на уровне идеологическом, так и на уровне повседневных технологий. В связи с этим, констатировав кризис в базовых – познавательной и социально-политической – сферах, мы должны признать, что свидетельствовать они могут лишь о наличии серьезных предпосылок именно для парадигмального сдвига. Другими словами, речь идет об исчерпанности цивилизационной парадигмы, господствовавшей в мире до настоящего момента – и проявляться эта исчерпанность должна практически во всех сферах жизни социума и его отдельных составляющих – индивидов.
Сегодня все больше и больше специалистов – социологов, философов, историков – склоняется к трехступенчатой модели развития общества во времени. Сначала имел место «традиционный» этап – сюда попадает и так называемый первобытно-общинный строй, и феодализм, и рабовладение – мировосприятие у людей во все эти эпохи было основано на одних и тех же ценностных базисах, а все социально-экономические вариации оставались не более, чем вариациями. Главными ценностями традиционного этапа были ценности трансцендентные, то есть то, что составляет фундамент любой религии. Мерилом всего был Бог. Соответственно, и власть была как бы от Бога – и эта божественная власть олицетворяет собой всю эпоху.
Второй этап – Новое и Новейшее время. Начинается оно ориентировочно с периода Реформации в Европе, с возникновения и усиления протестантизма – прагматичного варианта христианства, в русле которого, по Максу Веберу [4], зародился капитализм – а вместе с ним и политика в том виде, в каком мы знаем ее сейчас. Это время с полным на то основанием можно назвать «сепарационным» периодом, поскольку главная установка эпохи – «разделяй и властвуй», а основная ценность – материальные блага, их производство, – с чем напрямую связан такой сепарационный по сути своей процесс, как отчуждение. Эти ценности обращены на человека, человек должен работать и обеспечивать преумножение материальных благ. Символ эпохи – деньги – новое мерило всего.
Наконец, третий этап, о скором наступлении которого говорят многие ученые (см. обзор в [5]). Мы сейчас живем на сломе сепарационной эпохи – и тому есть ряд признаков, о которых ниже будет сказано подробно. Здесь необходимо подчеркнуть, что точно так же, как в основе предыдущих двух этапов лежала некая совокупность ценностных ориентиров и принципов общественного устройства, моделей мышления и поведения – то есть то, что мы могли бы назвать «цивилизационной парадигмой», – так и в основе третьего этапа должна лежать некая организационная матрица, с той лишь разницей, что она обязана быть закономерно сложнее предыдущих. И свидетелями «вызревания» такой матрицы мы все на сегодняшний день являемся.
В начале прошлого века Н.А.Морозов сформулировал принцип непрерывной преемственности человеческой культуры [6], который позднее был развит Г.М.Герасимовым [7], предложившим логически непротиворечивую картину исторического развития человеческой цивилизации от гомеостатических сообществ, ведущих натуральное хозяйство, к общепланетному образованию имперского типа – системе управления, позволившей освоить все пригодные для обитания места планеты, и ее последующему неизбежному распаду. С этой точки зрения переход от гомеостаза к системе с одним управляющим центром представляется вполне закономерным и даже неизбежным. Также неизбежным приходится признать и последующий этап – сепарационный. Т.е. развитие человечества через имперскую стадию к сепарационной было глубоко оправданным и закономерным.
Это был первый парадигмальный сдвиг, затронувший всю земную цивилизацию. Имперская парадигма закончилась в силу того, что, во-первых, мир был охвачен, заселен – по крайней мере, те земли, которые позволял охватить технический уровень эпохи, а во-вторых, оказалось невозможным управлять по-старому: экспансионировать было дальше некуда, а имперские механизмы были не предназначены для управления таким огромным жизненным пространством, при условии, что неосвоенных земель на планете фактически не осталось. Т.е. освоили земель больше, чем можно было удержать под управлением при тогдашнем уровне техники и коммуникаций.
Вообще новая парадигма – это то, что социально прогрессивно на каком-то этапе. На этапе исчерпанности имперской стадии новой парадигмой общественного развития стала стадия сепарационная. Имперская экспансия продолжалась по инерции, а в центре Империи, в Европе, уже набирали силу развальные реформационные тенденции. Разыгрывание сепарационных сценариев, приведшее к потере управляемости общепланетного социального организма, знаменовало собой переход человеческого общества к определенной форме хаотического состояния. В самом деле, парадигма, в которой имеет место приоритет личностных и групповых (всякого рода – государственных, национальных, сословных, партийных и пр.) интересов над интересами человечества в целом, способна, казалось бы, привести человеческую цивилизацию к самоуничтожению, ибо в этой парадигме отсутствуют хоть сколько-нибудь эффективные механизмы сдерживания неумеренных аппетитов отдельных личностей и групп.
Однако, как известно из синергетики, хаотическая стадия является имманентным свойством любого развития и необходимым этапом перехода к будущему порядку. Будем объективны – именно сепарационной парадигме мы обязаны такими явлениями, как научно-технический прогресс и многие сотни шедевров литературы и искусства. Другое дело, что бесконтрольное, ничем не сдерживаемое прохождение человечества по сепарационному этапу привело его неминуемо в точку бифуркации, на грань серьезнейшего системного кризиса, грозящего самоуничтожением цивилизации, когда необходимо сделать единственно правильный выбор – либо погибнуть.
Тут интересно отметить, что сепарационный характер этих процессов устраивал далеко не всех его участников на протяжении последних четрырех сотен лет (примерно столько или чуть больше торжествует соответствующая парадигма). За это время было предпринято несколько весьма существенных попыток восстановить Империю, сиречь систему управления Ойкуменой с одним центром. Это британская и испанская империи, империи Габсбургов и Екатерины II Романовой, Бонапарта и Бисмарка, Гитлера и Сталина. И ни одна из этих попыток не достигла своей цели. Все они – до единой! – закончились провалом, полным поражением претендентов на имперское наследство. И объективную закономерность этих исходов следует также беспристрастно зафиксировать.
Следует честно и адекватно отдать себе отчет в том, что провалы всех попыток возрождения Империи явились объективным залогом прогресса. Накопленный за время имперской стадии развития цивилизации созидательный потенциал мог в полной мере реализоваться только на фоне развала всех стабильных управленческих общепланетных структур, цементирующих мироздание и сковывающих свободное развитие личностных и групповых потенциалов. Сепарационная парадигма обеспечила эмансипацию этих потенциалов, благодаря чему и последовал взрыв науки и культуры.
Диалектика социального развития заключается, однако, в том, что научно-культурный прорыв был обеспечен за счет развала имперского управленческого механизма, который не только цементировал человечество в единый социальный организм, но и гарантировал необходимую стабильность взаимоотношений человечества и породившей его природной среды, их, если угодно, гомеостаз. Нарушение этой взаимосогласованности, явившееся неизбежным следствием победы сепарационных тенденций, победы приоритета интересов отдельных личностей и групп перед интересами всего человечества, привело к неконтролируемому нарастанию процессов медленного самоуничтожения цивилизации.
Эти тенденции к настоящему времени приобрели уже фактически катастрофический характер и угрожают выживанию человечества. На повестке дня в числе важнейших социальных проблем – переход к Новой Цивилизационной Парадигме, которая смогла бы обеспечить прекращение дальнейшего развала и ввести человечество в устойчивое равновесие с окружающей средой. Мы должны снова стать единым социальным организмом – но уже на новых, не имперских, но, по-видимому, сетевых принципах – и четко осознать, что одна, меньшая часть человечества, выжить за счет другой – большей ее части – не сможет. Потеря управления грозит гибелью всей цивилизации.
2.4. «Мировой финансовый кризис» как «горячая» фаза цивилизационного кризиса
Когда мы обнародовали наш первый доклад о Новой Цивилизационной Парадигме в 2003 году, а потом готовили расширенную его версию для интернет-публикации, мы рассуждали именно о системном, междисциплинарном и общецивилизационном характере кризиса и, разумеется, не будучи ни финансистами, ни даже вообще экономистами, не могли представить себе, что его «горячая», видимая уже абсолютно для всех фаза начнется именно в финансовом секторе, откуда распространится на всю современную экономическую систему.
Впрочем, не можем не признать более чем логичным, что коллапс сепарационной парадигмы начался именно с ее самого ударного, козырного сектора – с так называемой рыночной экономики.
3.1. Имманентные свойства сепарационной парадигмы
Сепарационная парадигма характеризуется целым букетом следующих «замечательных» имманентных свойств:
· принцип «разделяй и властвуй» как главный управленческий инструмент (управлять проще и удобнее путём сепарирования управляемой массы по разнообразным, часто искусственно образованным стратам – классам, нациям, религиозным конфессиям, политическим партиям, профессиональным союзам, гильдиям и т.п.);
· принцип так называемой свободной конкуренции, в соответствии с которым личного успеха возможно достичь только облапошив конкурента (причём чем сильнее и чем больше конкурентов ты облапошил, тем большего успеха достиг);
· непосредственно вытекающий из принципа свободной конкуренции нравственный императив «человек человеку волк»;
· непосредственно вытекающий оттуда же обман как основной инструмент реальной политики – как внутренней, так и внешней (наибольшего успеха достигает тот политик, который ловчее обманывает свой народ, и то государство, которое ловчее обманывает другие государства);
· практически вся современная «наука» – во всяком случае гуманитаристика – построена на насаждении мифов под видом знаний;
· приоритет текущих интересов над перспективными («после нас хоть потоп»);
· «общество потребления»: приоритет материальных потребностей над духовными («думай меньше – потребляй больше»).
3.2. Кризис как коллапс
Неправильно думать, что все вышеперечисленные принципы-свойства были присущи человеку как социальному животному изначально и воспроизводились в любых создаваемых им социальных структурах. Были времена, когда господствовала совершенно иная парадигма, в основе которой лежали совершенно иные ценности и принципы. Сепарационная же парадигма, как подчеркивалось выше, утвердились в наиболее передовых странах мира – и, соответственно, в международных отношениях – в результате социальной революции, ознаменовавшей наступление Нового времени.
И вот теперь становится практически очевидным, что то, что все мы вслед за политиками и журналистами привычно уже называем «мировым финансовым кризисом», на самом деле не просто кризис, и даже не депрессия, а самый настоящий коллапс. И не только финансовых систем отдельных государств, и даже не только их экономик. Наступает коллапс, сиречь полное и окончательное крушение всей экономической системы капитализма. А вместе с ней можно, наконец, говорить и об окончательном крушении того периода в развитии цивилизации, в основе исторической динамики которого лежала сепарационная парадигма.
Именно в этом – в исчерпанности сепарационной парадигмы – главный смысл происходящего. В достижении верхушки не только финансовой, долларовой, но и вообще потребительской пирамиды. В исчерпании возможностей наращивать потребление, не наращивая созидание. В исчерпании доверия масс в возможность оплачивать текущие потребности за счёт всякого рода фьючерсов. И так далее. То есть это никоим образом не ресурсный кризис. И не финансовый кризис. Это – кризис доверия в то, что «потреблятская» пирамида может раскручиваться дальше.
Интересно, что данный кризис сопровождается ещё и глобальным сдвигом в головах. Ведь дисбаланс между производством и потреблением можно убрать не только тупым наращиванием производства (и расширением рынков), но и снижением потребления. Народ в так называемых «развитых странах» за несколько последних десятилетий приучили потреблять целую кучу абсолютно ему реально не нужных товаров и услуг. Отказаться от всего этого (например, менять тачку раз в год или обустраивать жилище в японском стиле, иметь 50 сумочек и 200 пар обуви) – вопрос чистой психологии. И тогда очень быстро выяснится, что ресурсов планеты для нормальной жизни населяющих её людей хватит ещё очень и очень надолго.
В какой-то момент цивилизация сумела придумать, как можно пожить припеваючи в долг у Будущего и в течение достаточно длительного времени так и жила («Après nous le déluge» как один из краеугольных принципов сепарационной парадигмы). А это неправильно. И вот Будущее пришло и дало нам по башке. И в ней таки произошёл сдвиг. В направлении понимания того, что «сколько потопал, столько и полопал». И это правильно.
Говорят, что экономика схлопывается. Дефляционная спираль там, то, сё. Так и хорошо! И пусть схлопывается. Туда ей и дорога. Зачем нужна экономика, производящая «ножницы для стрижки волос в носу» и «компьютер продвинутого геймера»?! Грядёт постэкономическая стадия цивилизационного развития. Понятия «рынки», «конкуренция», самоё «деньги» утратят смысл стремительнее, чем можно себе вообразить.
Кстати говоря, схлопывание экономики – не есть что-то невиданное. Только за последние 100 лет Россия переживала это дважды. Причём последний раз – на памяти нынешнего поколения. И жизнь в общем-то на этом не заканчивалась – ни в 1918-м, ни в 1992-м. Просто теперешнее схлопывание, очевидно, будет (а) глобальным (т.е. общемировым), (б) окончательным. Возрождения экономических отношений после такого схлопывания уже не будет.
На каком-то этапе неизбежно включатся саморегулирующиеся процессы. Например, такие, которые парой штрихов обрисовал Владимир Голышев [8]:
«Очевидно, что кризис кардинально изменит экономический и политический порядок в мире. Наши смешные руководители – большие любители порассуждать о “многополярности”: якобы раньше миром “правила” одна Америка, а теперь у нее появится несколько “соправителей” (главный из которых, конечно же, “Россия, поднявшаяся с колен”!).
Не надо принимать близко к сердцу эту ерунду. На самом деле миром последние десятилетия правил проект глобализации. И начавшийся кризис означает его оглушительный провал. Вместо “вертикали” (или любезного сердцу россиян пучка “вертикалей”) будет сеть. Все вопросы будут решаться на местах. На местах мы будем выживать. Сначала поодиночке. Потом научимся кооперироваться. На местах возникнут новый тип экономических отношений, а в последствии и новое политическое устройство, соответствующее реальным интересам закаленных кризисом людей».
Схлопнется только реально ненужное. Ну, на первых порах до кучи, конечно, и что-нибудь нужное тоже – кризис всё-таки. Но нужное – то, что обеспечивает реальные жизненные потребности, – очень быстро восстановится.
Дотации же (в которых кое-кто видит панацею) – это способ продлить агонию, не более того. Попытка ещё чуть-чуть поднадстроить пирамиду. А она всё равно рухнет. Поэтому старое, денежное, мышление нужно смело выбрасывать на цивилизационную помойку. Деньги как инструмент рынка стремительно теряют свою функцию. Фьючерсные деньги уже просто не работают. Совсем. Текущие ещё как-то функционируют, но больше по привычке. Но скоро и они перестанут. Деньги – мусор. В схлопывающейся экономике совершенно неработающий инструмент. А в постэкономике – тем более. В постэкономике их не будет.
Поясним эту рискованную мысль чуть подробнее.
Оговоримся только еще раз, что мы не экономисты и рассуждаем, исходя из общефилософских соображений и опыта. Более того, нам кажется, что большинству экономистов именно их профессиональная зашоренность мешает увидеть суть происходящего (хотя и среди них есть приятные исключения). Так вот, если подходить философски и этически, ключевым понятием, через которое нужно объяснять (и можно объяснить) природу кризиса, является доверие. Причиной кризиса является массовая – а в перспективе всеобщая – утрата доверия к финансовым инструментам современной экономической системы капитализма.
В самом деле, на чём основана работа любых финансовых инструментов, начиная с самого привычного из них – денег? С уверенности каждого их обладателя, каждого контрагента на рынке – продавца/покупателя товаров, оказателя/получателя услуг и т.д. – в том, что имеющуюся у него условную ценность – деньги – он всегда и везде свободно может поменять на ценность вполне реальную – товар или услугу. Это доверие – и только оно! – и придаёт какую-либо ценность деньгам (и прочим финансовым инструментам). Если бы эта уверенность исчезла, рынок как система отношений между людьми просто перестал бы работать.
Именно это сейчас и происходит.
Для наглядности напомним историю с пресловутой пирамидой «МММ». Тогдашняя ситуация потрясающе точно смоделировала то, что происходит сегодня с мировой финансовой системой. Мавроди тогда навыпускал «акций», не обеспеченных ничем, кроме доверия вкладчиков – их веры в то, что они всегда смогут продать эти бумажки по объявленной и непрерывно растущей цене. Наличие некоторого количества оборотных средств, благодаря которым Мавроди до определённого момента исправно выкупал «акции» по объявленным ценам, позволило ему вовлечь в доверие к своему предприятию изрядное число людей – и пирамида довольно долго росла. Но в один прекрасный момент номинальная сумма выпущенных «активов» превысила реальное количество собранных денег, а процесс вовлечения новых «лохов» приостановился – и Мавроди объявил дефолт. И тут же запустил новую пирамиду – с нуля! Бия себя пяткой в грудь, доказывая, что происшедший обвал – это козни врагов и что теперь-то всё будет по-честному, теперь-то дружные ряды «не халявщиков, а партнёров» пойдут, наконец, к богатству и процветанию…
Первая пирамида «МММ» продержалась где-то полгода. Вторая – едва месяц. Третья (после обрушения второй пирамиды он не погнушался попробовать запустить и третью) и вовсе почти ни на сколько не поднялась. А потом… Потом Сергей Мавроди побежал баллотироваться в Государственную Думу, дабы избежать уголовного преследования со стороны внезапно проснувшейся прокуратуры.
Переживаемая ныне ситуация абсолютно аналогична. С одним, впрочем (помимо несравнимо большей маштабности), существеннейшим отличием. Суть нынешней глобальной пирамиды в том, что она не чисто спекулятивно-финансовая, а «потреблятская». Людей долгие годы втягивали во все более обильное и все более разнообразное потребление, размер (а лучше сказать размах) которого не был обеспечен адекватным количеством вложенных ресурсов, а был вместо этого «гарантирован» неимоверным числом так называемых финансовых инструментов – выданных кредитов, напечатанных денег, деривативов, фьючерсов и т.п.
И вот теперь – год назад – обрушилась именно эта пирамида! Обрушилась точно так же, как в ситуации, смоделированной Мавроди. Мы сейчас находимся в состоянии после первого обрушения. Нам говорят: да, ребята, произошла довольно крупная неприятность, пришлось обанкротить несколько известных банков и даже производств, но во всем виноваты всего несколько негодяев, и большинство из них от осознания содеянного уже повыбрасывались из окон, а остальные сели пожизненно в тюрьму и осознают уже там, зато теперь благодаря доблестным усилиям правительств и их заботе о привыкшем потреблять народе жизнь потихоньку налаживается; да, кой-кому пришлось снизить зарплаты, а кой-кто даже остался без работы, но в целом всё хорошо, прекрасная маркиза, мы сейчас поднапечатаем побольше денюшек – и вы сможете потреблять дальше, не так от пуза, как вы уже было привыкли, но в целом на вполне даже пристойном для цивилизованного человека уровне.
Так вот, вся эта иезуитская логика основана на одном-единственном расчёте: на том, что люди ей поверят и снова начнут послушно взбираться на «потреблятский» Олимп. Расчёт напрасный. Единожды солгавши – кто тебе поверит? Простая, не иезуитская логика плюс модельный опыт Мавроди говорят о том, что после второго обвала строителям пирамид не верит уже практически никто. Во всяком случае число доверчивых быстро стремится к нулю после каждого следующего обвала.
Так что если даже предположить, что и после второго обвала (а он воспоследует неминуемо) ценой неимоверных эквилибристических и престидижитаторских усилий государств и правительств опять удастся какое-то количество людей на какое-то время убедить, что самое страшное позади, что контроль над ситуацией восстановлен, что достигнуто «дно кризиса» и дальше падать некуда, уровень доверия к финансово-экономической системе капитализма, ее системным, базовым принципам и рабочим инструментам снизится уже порядково. И после каждого следующего обвала будет продолжать скачкообразно снижаться. Возникнет эффект положительной обратной связи: чем менее эффективно будут работать финансовые инструменты, тем меньше люди будут доверять им; а чем меньше люди будут доверять им, тем менее эффективными, менее работающими они будут становиться.
Кризис доверия – очень страшная штука. В конце концов ситуация неизбежно войдет в штопор, когда люди перестанут верить в любые финансовые инструменты и, соответственно, все они – не только фьючерсы, деривативы, кредиты и т.п., но и старые добрые обыкновенные деньги (которые на самом деле уже давным-давно не старые, не добрые и не обыкновенные) – перестанут выполнять свои функции и превратятся в пустые бумажки (и столь же пустые, ничего не значащие записи на электронных счетах). И восстановить это доверие на какой-либо промежуточной стадии – когда перестанет работать не всё, а останется хоть что-нибудь работающее – не удастся. Просто нечем будет его восстанавливать: моральным банкротам (а капитализм именно морально полностью обанкротился) доверия нет. Поэтому всю систему экономических (или постэкономических?) взаимоотношений между людьми – рынок ли, что-то другое ли – придется выстраивать с полного, с абсолютного нуля.
Иначе говоря, человечество уперлось в очередной цивилизационный тупик, выйти из которого посредством косметического ремонта обветшавшего здания старой парадигмы невозможно, а придется менять самый фундамент, т.е. переходить к Новой Парадигме, основанной на новых принципах социального мироустройства.
Почему мы столь уверенно об этом говорим? Ведь одного наличия кризиса имеющихся экономических и политических систем явно недостаточно, для того чтобы судить о неизбежности перехода к Новой Парадигме. Необходимы признаки или, иначе, индикаторы того, что кризис действительно имеет тенденцию диалектически разрешиться посредством рождения принципиально нового качественного состояния цивилизации (естественно, при определенных усилиях со стороны человечества).
И такие признаки есть. Нами были выявлены несколько независимых друг от друга групп индикаторов, свидетельствующих о том, что наша цивилизация уже вступила в стадию фазового перехода.
4.1. Ситуация постмодерна
Первая группа индикаторов связана с так называемой ситуацией постмодерна, который:
· осуществил реальную деконструкцию ценностного базиса завершающейся эпохи;
· породил девятый вал информационного потопа, который, в свою очередь, привел к эффекту креативного абсурда;
· дал начало феномену нового гуманитарного мышления.
4.1.1. Деконструкция ценностей
Постмодерн ознаменовал собой финальную стадию сепарационной эпохи, став ее предельным выражением через отрицание метанарраций Нового времени, выразив стремление к смягчению оппозиций, размытию искусственно, текстуально созданных и оттого ложных дихотомий, к борьбе с агрессивностью, проистекающей в своих основаниях из этих дихотомий, и вообще к отказу от всяких априорных оснований, ибо любое основание подразумевает наличие «того» и «этого», субъекта и объекта, некоторой системы отсчета – и чего–то внеположного по отношению к ней. Означенное стремление первый теоретик постмодернизма Лесли Фидлер назвал «засыпанием рвов и пересечением границ» [9].
В пределе, переворачивание ценностей с ног на голову, засыпание рвов, пересечение границ приводят к тому, что сама дихотомия «ценное – неценное» перестает существовать, все становится и ценным, и неценным одновременно, а выросшее из протестантизма расхожее мнение «Все имеет свою цену» странным образом смыкается с присказкой маргиналов «Весь мир – дерьмо» и с известной фрейдистской трактовкой золота как символа экскрементов.
«Неуправляемая сложность многообразия сломала все ранее существовавшие инструменты регулирования и породила хаос. В интеллектуальной сфере это проявилось в размывании рамок и границ, в одночасье потерявших значимость. Все, что изначально казалось простым и ясным, постепенно обрело сложные очертания, стало громоздким, нечетким и сомнительным. Рамки и границы модных научных направлений, подобных кибернетике, экологии, исследованиям сложности, хаоса быстро размываются лавинами публикаций, быстро нарастает какофония смыслов. Наука стала необыкновенно сложной, большой и мутной рекой, напоминающей клоаку. <…> В отличие от классических текстов, в которых автор уверен, что “знает правду” и, прокладывая пути для своего мнения, критикует и предает анафеме веры других, тексты постмодерна не столь интенциональны, часто они кажутся беспредметными, ибо выражают “эпистемо-логическую неуверенность” человека, не знающего, на что можно опереться”» [10].
Таким образом, ситуация постмодерна – это базовый индикатор, отражающий ценностный кризис: традиционные ценности деконструированы, новые ценностные ориентиры еще не выработаны. А раз это так, то у Новой Парадигмы не может быть каких либо «объективных», «прочных», внеположных по отношению к ней оснований, она может опираться только на эту «эпистемологическую неуверенность человека, не знающего, на что можно опереться» – ведь кроме неуверенности ничего не осталось.
Постмодерн открыл, что нет «незнания» или «знания», дихотомия эта достаточно условна, и говорить приходится о своего рода конгломерате их, «знании-незнании», каковой только и пригоден к практическому употреблению. Так как знание относительно, не имеет смысла рассуждать о неких «абсолютных истинах» и отталкиваться от априорных оснований. Иначе говоря, постмодерн стал четким водоразделом между двумя принципиально разными типами познания. Старый Порядок или Старую Парадигму познания можно выразить краткой формулой: держаться за «знание», в познавательной деятельности исходить из того, что уже известно. Новой Парадигме соответствует другая формула: «знание» остается за горизонтом; познавательная деятельность представляет собой дрейф в открытом бурном море «незнания», когда не на что положиться, кроме как на собственный разум и сноровку. Еще короче: Новая Парадигма – это Новый Беспорядок, в котором не на что опереться, кроме собственного разума.
В данном контексте мы должны признать вполне обнадеживающим следующее высказывание исследователя постмодернизма, доктора философских наук Н.С.Автономовой [11]:
«Лишившись гарантий и априорных критериев, философия, однако, заявила о себе как конструктивная сила, непосредственно участвующая в формировании новых культурных объектов, новых отношений между различными областями духовной и практической деятельности. Ее новая роль не может быть понята до конца, пока не пережит до конца этот опыт. Нерешенным, но крайне существенным для ее судьбы остается вопрос: можем ли мы оспорить, проблематизировать разум иначе как в формах самого разума? Можем ли мы жертвовать развитой, концептуально проработанной мыслью ради зыбкой, лишь стремящейся родиться мысли – без образов и понятий? В любом случае перед нами простирается важная область приложения умственных усилий: спектр шансов открытого разума».
4.1.2. Информационный потоп
Все более очевидным и проявленным в наши дни становится такой феномен: для создания новой информации сегодня требуется минимум усилий. В прежние времена мало было придумать что-то новое – надо было ещё затратить усилия, чтобы созданная информация оказалась доступной для восприятия другими: записать, причём разборчиво; донести до издателя, убедив его в том, что данный креатив достоин иметь читателей; растиражировать в необходимом количестве и распространить.
И это только для «простейшего» случая: когда новая информация извлекается непосредственно из головы и жизненного опыта автора. Говоря же, к примеру, о научной работе, приходится учитывать и необходимость предварительной переработки немалых массивов исходной информации, прежде чем на её основе будет сгенерирована информация принципиально новая. Т.е. необходимой частью исследовательской работы было: сидение в библиотеке; чтение большого количества ранее написанных текстов (книг, рукописей, газет/журналов, рефератов/диссертаций, бюллетеней/препринтов и т.п.); выписывание от руки длинных цитат; их последующее переписывание в собственную работу…
Наличие всех этих организационно-технических ограничений гарантировало ситуацию, когда количество авторов – создателей новой информации – было на порядки меньшим количества читателей, эту информацию потреблявших.
С развитием компьютеризации и особенно Интернета ситуация принципиально изменилась. Креативность теперь не требует практически никаких оргтехнических усилий. Творческая мысль мгновенно перерабатывается в текст, который тут же выкладывается на web и становится доступен потенциальному читателю сразу после написания. Если же для креативности потребна какая-либо исходная информация, она находится в том же Интернете в течение нескольких минут работы с поисковиком, а дальше – copy&paste – и требуемая исходная информация надёжно вставлена в создаваемый креатив.
Такая ситуация постепенно привела к вызреванию важнейшего цивилизационного феномена. Количество авторов, т.е. людей, создающих тексты, от количества читателей, т.е. людей, эти тексты предположительно читающих, отличается непринципиально.
Отсюда важнейшее следствие: ураганный рост числа текстов, которые никто никогда не прочитает или которые прочитают 1–2 человека. А ведь среди тех текстов, которые никто никогда не прочитает, вполне могут быть (и даже наверняка есть) шедевры!..
Другое следствие: потребительское отношение к текстам. Т.е. тексты теперь в основном читают не читатели, а другие писатели, причём читают выборочно – те фрагменты, которые могут пригодиться для копирования в их собственные тексты.
Вот это и есть тот самый информационный потоп, о котором мы выше уже упомянули и который захватывает не только собственно тексты, но практически все источники информации.
Интуитивно ясно, что экстраполировать обозначенные выше тенденции в сколь-нибудь отдалённое будущее нельзя. В самом деле, креативный зуд заставляет человека стать автором тогда, когда у него есть надежда на то, что его текст найдёт своего читателя. Ситуация же, когда авторы – ВСЕ, а читателей совсем нет (или когда читателями поневоле являются всё те же авторы в поисках необходимой исходной информации для своих креативов), – абсурдна.
Таким образом, нам не остаётся ничего иного, кроме как квалифицировать развивающуюся на наших глазах ситуацию информационного потопа как ещё один независимый и чёткий индикатор происходящего прямо сейчас цивилизационного фазового перехода.
И разрешиться ситуация креативного абсурда может только через рождение какого-то принципиально нового качества информационной структуры будущего общества – качества, которое пока трудно разглядеть и в лучшем случае можно только предчувствовать.
4.1.3. Новое гуманитарное мышление
Выше мы уже говорили о кризисе научного – и в том числе гуманитарного – знания и о том, что этот кризис носит системный характер. В этой связи чрезвычайно симптоматичным обстоятельством оказывается то, что наличие такого кризиса начинает очень ярко осознаваться самими гуманитариями – что называется «изнутри».
В качестве одного из наиболее «сочных» примеров приведем книгу М.Ф.Румянцевой, зав. кафедрой источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин РГГУ, «Теория истории» [12] (рекомендованную, к слову, Учебно-методическим объединением вузов Российской Федерации в качестве учебного пособия для студентов высших учебных заведений, обучающихся по направлению «История»), в которой впрямую фиксируется кризис исторической науки и необходимость принципиально новой методологической основы построения исторических исследований.
Вот наиболее яркие фрагменты этого важного признания:
«В эпохи глобальных социальных перемен обостряется интерес к обобщающим описаниям исторического процесса, к историческим метарассказам. Так было на рубеже XIX–XX вв., когда историки начали осознавать недостаточность национальных историописаний, так происходит и сейчас.
Что же произошло в конце XX в.? Редкий случай, когда можно четко обозначить границу если не цивилизационного перехода, то его начала: от модерна к постмодерну.
Само понятие “постмодерн” подразумевает некую реакцию на предшествующий длительный этап если не всемирной, то по крайней мере европейской истории. В сфере исторического познания новое время отличает осознание истории как целостного процесса, как правило, носящего телеологический характер. Постмодерн как своего рода “реактивное явление” (по выражению Дж.Тоша) отличает разочарование в глобальных историко-теоретических построениях. Примечательно, что самые разные авторы, обращаясь к анализу современного состояния с самых разных эпистемологических, социальных и идеологических позиций, рассматривая различные аспекты современной как теоретико-познавательной, так и в целом социокультурной ситуации, формулируют по сути сходные идеи. <…> В 1979 г. Ж.Ф.Лиотар описывает “состояние постмодерна”, наиболее существенной чертой которого… является “недоверие в отношении метарассказов”. В 1989 г. Френсис Фукуяма публикует работу с явно полемическим названием “Конец истории?”.
…историческая наука, по-видимому, утрачивает одну из основных своих функций – функцию метарассказа…
…можно констатировать, что ситуация цивилизационного перехода сопровождается соответствующим изменением типа памяти от исторического, служащего коллективной идентификации социума в историческом пространстве, к иному типу памяти, который служит идентификации индивидуума во всем пространстве культуры.
Даже если мы согласимся с Фукуямой, что конец истории наступил, мы не можем не ощущать опасности дезинтеграции социума при утрате общей социальной памяти. К тому же вполне очевидно, что, по крайней мере в современной России и на постсоветском пространстве, общество распадается не до уровня индивидуумов, а до уровня разнообразных групп (в частности национальных, религиозных), негативистски идентифицирующих себя путем противопоставления другим. И в этих условиях преодоление кризиса метарассказа представляется весьма актуальной задачей.
В терминах синергетики ситуация постмодерна, по-видимому, может быть интерпретирована как точка бифуркации, что повышает социальную ответственность индивидуума, а реализация этой ответственности возможна лишь на основе знания. Но какого знания? Можно ли “реабилитировать” научное историческое знание, когда под вопросом и сам перевод с современного языка на язык постмодерна понятия “историческая наука”.
…преодоление кризиса метарассказа возможно путем методологической рефлексии, позволяющей провести деконструкцию исторических теорий и на этой основе понять степень их пригодности в современной социокультурной ситуации».
На наш взгляд, фиксация историком-гуманитарием ситуации цивилизационного перехода в части гуманитарного знания – своеобразная программа нового гуманитарного мышления – сама по себе служит важным косвенным индикатором того, что этот переход действительно имеет место.
4.2. Изменение значений параметров порядка
Вторая группа индикаторов связана с изменением значений параметров порядка, т.е. таких параметров, которые задают фундаментальные, базовые свойства сложно структурированной системы, каковой является человечество.
Меняются – причем меняются принципиально – значения столь важных характеристических параметров, что эти изменения свидетельствуют о вхождении системы «человечество» в стадию фазового перехода.
4.2.1. Демографический фазовый переход
Для анализа динамики демографической ситуации мы воспользуемся известными исследованиями С.П.Капицы [13], [14] и А.В.Подлазова [15], [16], [17].
Во-первых, следует принять во внимание сформулированный С.П.Капицей принцип демографического императива, заключающийся в том, что с точки зрения синергетики в наборе переменных, описывающих крупномасштабные социальные, исторические, культурные, экономические и т.п. процессы, численность народонаселения является параметром порядка, т.е. той ведущей медленной переменной, к которой подстраиваются все прочие.
Во-вторых, мы должны учесть предложенный А.В.Подлазовым принцип биологического императива. Численность любого биологического вида остается в среднем постоянной на протяжении всего времени его существования. Единственное исключение – Homo sapiens, средняя численность которого непрерывно увеличивается. В этой связи изучение роста народонаселения представляет существенно более широкий интерес, нежели чисто демографический, позволяя выявить популяционные различия между человеком и животными. А понимание обусловливающих эти различия механизмов, в свою очередь, может служить основой для рассмотрения процесса развития человечества с точки зрения биологии.
Наконец, в-третьих, мы посмотрим на демографическую ситуацию четырех последних столетий и с учетом сформулированных выше двух основополагающих принципов попробуем вместе с А.В.Подлазовым сделать из этой ситуации надлежащие выводы.
За вторую половину XX века население планеты выросло приблизительно в 2,5 раза, т.е. в такое же число раз, как за предшествующие 125 лет. Эту динамику характеризуют часто термином демографический взрыв. Действительно, трудно подобрать более образное и вместе с тем точное сравнение.
На рис.1 представлена зависимость обратной численности населения N (в млрд. человек) от времени за период с 1650 г. по 1975 г. с обратным представлением данных по оси ординат. Из графика видно, что зависимость 1/N от t представляет собой линейную функцию. Если бы такой закон роста сохранялся неизменным и далее, численность человечества к 2025 году достигла бы бесконечности. Здравый смысл подсказывает, что этого не может быть, и что ситуация должна в самом ближайшем времени измениться или даже уже меняется.