Новая цивилизационная парадигма: на пути к новому общественному договору

Констатируя наличие методологического кризиса системы научного знания и кризиса адекватности всех существующих социально-политических систем, авторы обнаруживают девять независимых индикаторов, свидетельствующих о том, что система Человечество вошла в ситуацию цивилизационного фазового перехода, а также делают попытку рассмотреть проявляющиеся из туманного Будущего контуры Новой Цивилизационной Парадигмы.

ВВЕДЕНИЕ. 

Если пристально вглядеться в происходящее вокруг нас, симптомы того, что в этом мире что-то необратимо и кардинальным образом меняется, становятся вполне различимы – и отражаются эти изменения буквально во всем, во всех сферах нашей жизни. Происходит решительное качественное переустройство всей организации общества.

Сегодня все больше и больше специалистов – социологов, философов, историков – склоняется к трехступенчатой модели развития общества во времени. Сначала был «традиционный» этап – сюда попадает и так называемый первобытно-общинный строй, и феодализм, и рабовладение – мировосприятие у людей во все эти эпохи было основано на одних и тех же ценностных базисах, а все социально-экономические вариации оставались не более, чем вариациями. Главными ценностями традиционного этапа были ценности трансцендентные, то есть то, что составляет фундамент любой религии. Мерилом всего был Бог. Соответственно, и власть была как бы от Бога – и эта божественная власть олицетворяет собой всю эпоху.

Второй этап – Новое и Новейшее время. Начинается оно ориентировочно с периода Реформации в Европе, с возникновения и усиления протестантизма – прагматичного варианта христианства, в русле которого, по Максу Веберу [1], зародился капитализм – а вместе с ним и политика в том виде, в каком мы знаем ее сейчас. Это время с полным на то основанием можно назвать «сепарационным» периодом, поскольку главная установка эпохи – «разделяй и властвуй», а основная ценность – материальные блага, их производство, – с чем напрямую связан такой сепарационный по сути своей процесс, как отчуждение. Эти ценности обращены на человека, человек должен работать и обеспечивать преумножение материальных благ. Символ эпохи – деньги – новое мерило всего.

Наконец, третий этап, о скором наступлении которого говорят многие ученые (см. обзор в [2]). Мы сейчас живем на сломе сепарационной эпохи – и тому есть ряд признаков, о которых ниже будет сказано подробно. Здесь необходимо подчеркнуть, что точно так же, как в основе предыдущих двух этапов лежала некая совокупность ценностных ориентиров и принципов общественного устройства, моделей мышления и поведения – то есть то, что мы могли бы назвать «цивилизационной парадигмой», – так и в основе третьего этапа должна лежать некая организационная матрица, с той лишь разницей, что она обязана быть закономерно сложнее предыдущих. И свидетелями «вызревания» такой матрицы мы все на сегодняшний день являемся.

АНАТОМИЯ КРИЗИСА. 

Новая Цивилизационная Парадигма – это новый общественный договор, новый пакет принципов организации общества, которые объективно должны реализоваться сами, как только человечество пройдет точку бифуркации, в непосредственной окрестности которой оно находится в настоящий момент. Текущий цивилизационный кризис выявляется сразу по ряду направлений, наиболее очевидными из которых являются когнитивный кризис (или кризис познания) и кризис социально-политических систем.

Прежде всего, под очень большой вопрос оказалась поставлена способность наук к познанию мира. Простой анализ базовых принципов, на которых построена система современного научного знания, приводит к печальному выводу, что эти принципы глубоко порочны. Один из важнейших признаков нынешнего кризисного состояния научного знания – в том, что в ортодоксальной науке принцип конвенциональности важнее принципа верифицируемости. Вся система научного знания связана круговой порукой ученых-ортодоксов, заменяющих проблему выявления верифицируемой информации негласными обусловленностями и ссылками на работы друг друга. Тогда как для получения реальной информации о мире необходимо, чтобы это знание было верифицируемо, т.е. чтобы каждый интересующийся мог проверить, откуда это знание получено и каким образом.

Не менее важным признаком научного кризиса является то, что в большинстве «классических наук» (физика, химия, биология, география и т.п.) власть единой повествовательной стратегии, парадигмы, «школы», с которой бывает связана, как правило, абсолютизация одних сторон изучаемого предмета и неглектизация других, всё ещё очень и очень сильна, что приводит к тенденциозности и искаженности познавательного процесса. Так как подобный «линейный» подход по определению ограничен, а развитие науки в ХХ веке было весьма стремительным, то к настоящему моменту классическая наука подошла к своему верхнему пределу, или, образно говоря, вычерпала с концами то «месторождение знаний», которое в силу своей ограниченности только и могла вычерпать. Больше открывать ей нечего.

Самые общие, фундаментальные законы Вселенной изучает физика. В.Свиридов в журнале «Компьютерра» за октябрь 2001 г. приводит такие данные: «…начиная с 1970-х годов доля физиков среди ученых падает. Например, в 93-м в Великобритании насчитывалось 12 тысяч физиков, геологов и метеорологов вместе взятых, а биологов – 50 тысяч. 93-й – это вообще символический рубеж: конгресс США отказался продолжить финансирование сверхпроводящего суперколлайдера – нового гигантского ускорителя частиц. Проект “Геном человека”, цели которого величественны, но все же не столь фундаментальны, в деньгах отказа не знал.

С тех же 70-х годов внутри самой физики уменьшается доля фундаментальных исследований. Сейчас они в основном сосредоточены в двух узких секторах: физика элементарных частиц и космология. В других науках о природе (кроме астрономии) ситуация похожая: объем, значимость и отдача фундаментальных исследований монотонно убывают. <…>

Какие принципиально новые научные дисциплины сложились в XX веке? Экология, синергетика, информатика… В отличие от классических наук, эти делают ставку не на анализ, расчленение сложного мира на элементарные кубики, а на синтез. <…>

Классические же отрасли науки все быстрее превращаются из чистого знания в ремесло. Так, бум в биологии связан не столько с ожидающими своего решения принципиальными вопросами, сколько с необходимостью практического освоенияуже полученных фундаментальных результатов». [3]

Весьма показательно в этом отношении заявление организаторов Нобелевской Конференции 1989 г., озаглавленной вполне откровенно – «Конец Науки». В нем, в частности, говорилось: «Поскольку мы занимаемся изучением мира сегодня, нас не покидает все более острое ощущение того, что мы подошли к концу науки, что наука, как некая универсальная объективная разновидность человеческой деятельности завершилась <…> Если наука не претендует на изучение внеисторических универсальных законов, а признает себя социальной, временной и локальной, то не существует способа говорить о чем-то реальном, лежащем вне науки, о чем-то таком, что наука лишь отражает».

Сейчас, спустя почти 20 лет после этого важного признания, можно со всей полнотой уверенности констатировать, что наука в том виде, в каком она существовала на протяжении последних четырех веков, действительно кончилась.Постмодернизм попытался влить свежую кровь в ее поизносившиеся сосуды, показать, что абсолютизация той или иной научной парадигмы ни на чем не основана и не приводит ни к чему хорошему, «…постмодернистская мысль пришла к заключению, что все, принимаемое за действительность, на самом деле есть ничто иное, как представление о ней, зависящее к тому же от точки зрения, которую выбирает наблюдатель и смена которой ведет к кардинальному изменению самого представления» [4], однако классические научные дисциплины оказались не готовы к этому «мультиперспективизму», комфортная узость мышления оказалась им более впору. Классическая наука окончательно превратилась в инженерию, способ решения сиюминутных проблем, ремесло и даже в бизнес.

Однако, когнитивный кризис – только одна сторона медали. К настоящему моменту очень ярко проявился также и кризис современного состояния социально-политических систем, который каждый из нас может наблюдать, просто следя за информацией о текущих событиях в мире или за историей недавнего прошлого.

XX век ознаменовался крахом всех глобальных исторических теорий (в качестве двух наиболее ярких примеров приведем коллапс марксистской концепции смены социально-экономических формаций и несостоявшийся «закат Европы» по Шпенглеру) и, соответственно, крахом всех попыток подвести научную базу под использование исторической информации в социально-политической практике – от политологического прогнозирования до переустроения мира на основе «единственно верного учения».

В конце концов, нарушение взаимосогласованности человека и окружающей среды, явившееся неизбежным следствием победы принципа «разделяй и властвуй», победы приоритета интересов отдельных личностей и групп перед интересами всего человечества, привело к неконтролируемому нарастанию процессов медленного самоуничтожения цивилизации.

Эти тенденции к настоящему времени приобрели уже фактически катастрофический характер и угрожают выживанию человечества. Именно поэтому возникает насущная необходимость в Новой Цивилизационной Парадигме, которая смогла бы обеспечить прекращение дальнейшего развала и ввести человечество в устойчивое равновесие с окружающей средой. Мы должны снова стать единым социальным организмом на новых, по-видимому, сетевых принципах – и четко осознать, что одна, меньшая часть человечества, выжить за счет другой – большей ее части – не сможет. Потеря управления грозит гибелью всей цивилизации.

При этом, глубокое изменение самого человека является единственным залогом успешного глубокого изменения социальных институтов, которое, в свою очередь, будет стимулировать дальнейшее изменение человека.

Наметившиеся в определенных кругах интеллектуалов некоторое время назад тенденции к эмансипации личности и деконструкции дискурса Власти, сводящего роль человека в обществе к роли функциональной детали-винтика экономических структур, таким образом, должны рассматриваться как наиболее позитивные симптомы социально-политического кризиса, которые, вкупе с разрушением навязанных Властью стереотипов и мифов, вполне возможно, приведут к тому, что принцип «разделяй и властвуй» сдаст свои позиции довольно скоро.

Итак, нам удалось зафиксировать две составляющие глобального цивилизационного кризиса:

• методологический кризис системы научного знания (когнитивная составляющая цивилизационного кризиса);
• кризис адекватности всех существующих социально-политических систем (социально-политическая составляющая цивилизационного кризиса).

Тем не менее одного наличия кризиса – для того чтобы ставить вопрос о Новой Цивилизационной Парадигме – мало. Необходимы признаки или, иначе, индикаторы того, что кризис действительно имеет тенденцию диалектически разрешиться посредством рождения принципиально нового качественного состояния цивилизации (естественно, при определенных усилиях со стороны человечества).

Далее мы покажем, какие объективно существующие сегодня свойства суперсложной системы под названием Человечество свидетельствуют об идущем нарастающими темпами процессе перехода его к принципиальной новой фазе цивилизационного развития (такие свойства мы будем называтьиндикаторами цивилизационного фазового перехода), а также приведем ряд примеров отражения Новой Парадигмы в различных отраслях человеческой деятельности (проекций), которые помогут лучше увидеть ее контуры.

Индикаторы цивилизационного фазового перехода

1. Ситуация постмодерна. Постмодерн ознаменовал собой финальную стадию сепарационной эпохи, став ее предельным выражением через отрицание метанарраций Нового времени, выразив стремление к смягчению оппозиций, размытию искусственно, текстуально созданных и оттого ложных дихотомий, к борьбе с агрессивностью, проистекающей в своих основаниях из этих дихотомий, и вообще к отказу от всяких априорных оснований, ибо любое основание подразумевает наличие «того» и «этого», субъекта и объекта, некоторой системы отсчета – и чего–то внеположного по отношению к ней. Означенное стремление первый теоретик постмодернизма Лесли Фидлер назвал «засыпанием рвов и пересечением границ». [5]

В пределе, переворачивание ценностей с ног на голову, засыпание рвов, пересечение границ приводят к тому, что сама дихотомия «ценное – неценное» перестает существовать, все становится и ценным, и неценным одновременно: «Неуправляемая сложность многообразия сломала все ранее существовавшие инструменты регулирования и породила хаос. В интеллектуальной сфере это проявилось в размывании рамок и границ, в одночасье потерявших значимость. Все, что изначально казалось простым и ясным, постепенно обрело сложные очертания, стало громоздким, нечетким и сомнительным. Рамки и границы модных научных направлений, подобных кибернетике, экологии, исследованиям сложности, хаоса быстро размываются лавинами публикаций, быстро нарастает какофония смыслов. Наука стала необыкновенно сложной, большой и мутной рекой, напоминающей клоаку. <…> В отличие от классических текстов, в которых автор уверен, что “знает правду” и, прокладывая пути для своего мнения, критикует и предает анафеме веры других, тексты постмодерна не столь интенциональны, часто они кажутся беспредметными, ибо выражают “эпистемологическую неуверенность” человека, не знающего, на что можно опереться”». [6]

Таким образом, ситуация постмодерна – это базовый индикатор, отражающий ценностный кризис: традиционные ценности деконструированы, новые ценностные ориентиры еще не выработаны. А раз это так, то у Новой Парадигмы не может быть каких либо «объективных», «прочных», внеположных по отношению к ней оснований, она может опираться только на эту «эпистемологическую неуверенность человека, не знающего, на что можно опереться» – ведь кроме неуверенности ничего не осталось.

Постмодерн открыл, что нет «незнания» или «знания», дихотомия эта достаточно условна, и говорить приходится о своего рода конгломерате их, «знании-незнании», каковой только и пригоден к практическому употреблению. Так как знание относительно, не имеет смысла рассуждать о неких «абсолютных истинах» и отталкиваться от априорных оснований. Иначе говоря, постмодерн стал четким водоразделом между двумя принципиально разными типами познания. Старый Порядок или Старую Парадигму познания можно выразить краткой формулой: держаться за «знание», в познавательной деятельности исходить из того, что уже известно. Новой Парадигме соответствует другая формула: «знание» остается за горизонтом; познавательная деятельность представляет собой дрейф в открытом бурном море «незнания», когда не на что положиться, кроме как на собственный разум и сноровку. Еще короче: Новая Парадигма – это Новый Беспорядок, в котором не на что опереться, кроме собственного разума.

2. Информационный потоп. Всё более очевидным и проявленным становится такой феномен: для создания новой информации требуется минимум усилий. В прежние времена мало было придумать что-то новое – надо было ещё затратить усилия, чтобы созданная информация оказалась доступной для восприятия другими: записать, причём разборчиво; донести до издателя, убедив его в том, что данный креатив достоин иметь читателей; растиражировать в необходимом количестве и распространить.

И это только для «простейшего» случая: когда новая информация извлекается непосредственно из головы и жизненного опыта автора. Говоря же, к примеру, о научной работе, приходится учитывать и необходимость предварительной переработки немалых массивов исходной информации, прежде чем на её основе будет сгенерирована информация принципиально новая. Т.е. необходимой частью исследовательской работы было: сидение в библиотеке; чтение большого количества ранее написанных текстов (книг, рукописей, газет/журналов, рефератов/диссертаций, бюллетеней/препринтов и т.п.); выписывание от руки длинных цитат; их последующее переписывание в собственную работу…

Наличие всех этих организационно-технических ограничений гарантировало ситуацию, когда количество авторов – создателей новой информации – было на порядки меньшим количества читателей, эту информацию потреблявших.

С развитием компьютеризации и особенно Интернета ситуация принципиально изменилась.Креативность теперь не требует практически никаких оргтехнических усилий. Творческая мысль мгновенно перерабатывается в текст, который тут же выкладывается на web и становится доступен потенциальному читателю сразу после написания. Если же для креативности потребна какая-либоисходная информация, она находится в том же Интернете в течение нескольких минут работы с поисковиком, а дальше – copy&paste – и требуемая исходная информация надёжно вставлена в создаваемый креатив.

Такая ситуация постепенно привела к вызреванию важнейшего цивилизационного феномена.Количество авторов, т.е. людей, создающих тексты, от количества читателей, т.е. людей, эти тексты предположительно читающих, отличается непринципиально.

Отсюда важнейшее следствие: ураганный рост числа текстов, которые никто никогда не прочитает или которые прочитают 1–2 человека. А ведь среди тех текстов, которые никто никогда не прочитает, вполне могут быть (и даже наверняка есть) шедевры!..

Другое следствие: потребительское отношение к текстам. Т.е. тексты теперь в основном читают не читатели, а другие писатели, причём читают выборочно – те фрагменты, которые могут пригодиться для копирования в их собственные тексты.

Вот это и есть тот самый информационный потоп, о котором мы выше уже упомянули и который захватывает не только собственно тексты, но практически все источники информации.

Интуитивно ясно, что экстраполировать обозначенные выше тенденции в сколь-нибудь отдалённое будущее нельзя. В самом деле, креативный зуд заставляет человека стать автором тогда, когда у него есть надежда на то, что его текст найдёт своего читателя. Ситуация же, когда авторы – ВСЕ, а читателей совсем нет (или когда читателями поневоле являются всё те же авторы в поисках необходимой исходной информации для своих креативов), – абсурдна.

Таким образом, нам не остаётся ничего иного, кроме как квалифицировать развивающуюся на наших глазах ситуацию информационного потопа как ещё один независимый и чёткий индикатор происходящего прямо сейчас цивилизационного фазового перехода.

И разрешиться ситуация креативного абсурда может только через рождение какого-то принципиально нового качества информационной структуры будущего общества – качества, которое пока трудно разглядеть и в лучшем случае можно только предчувствовать.

3. Ситуация демографического фазового перехода. Третьим существенным индикатором совершающегося на наших глазах цивилизационного фазового перехода является динамика демографической ситуации. Для ее анализа мы воспользуемся известными исследованиями С.П.Капицы [7], [8] и А.В.Подлазова [9], [10], [11].

Во-первых, следует принять во внимание сформулированный С.П.Капицей принцип демографического императива, заключающийся в том, что с точки зрения синергетики в наборе переменных, описывающих крупномасштабные социальные, исторические, культурные, экономические и т.п. процессы, численность народонаселения является параметром порядка, т.е. той ведущей медленной переменной, к которой подстраиваются все прочие.

Во-вторых, мы должны учесть предложенный А.В.Подлазовым принцип биологического императива. Численность любого биологического вида остается в среднем постоянной на протяжении всего времени его существования. Единственное исключение – Homo sapiens, средняя численность которого непрерывно увеличивается. В этой связи изучение роста народонаселения представляет существенно более широкий интерес, нежели чисто демографический, позволяя выявить популяционные различия между человеком и животными. А понимание обусловливающих эти различия механизмов, в свою очередь, может служить основой для рассмотрения процесса развития человечества с точки зрения биологии.

Наконец, в-третьих, мы посмотрим на демографическую ситуацию четырех последних столетий и с учетом сформулированных выше двух основополагающих принципов попробуем вместе с А.В.Подлазовым сделать из этой ситуации надлежащие выводы.

За вторую половину XX века население планеты выросло приблизительно в 2,5 раза, т.е. в такое же число раз, как за предшествующие 125 лет. Эту динамику характеризуют часто терминомдемографический взрыв. Действительно, трудно подобрать более образное и вместе с тем точное сравнение.

На рис.1 представлена зависимость обратной численности населения N (в млрд. человек) от времени за период с 1650 г. по 1975 г. с обратным представлением данных по оси ординат. Из графика видно, что зависимость 1/N от t представляет собой линейную функцию. Если бы такой закон роста сохранялся неизменным и далее, численность человечества к 2025 году достигла бы бесконечности. Здравый смысл подсказывает, что этого не может быть, и что ситуация должна в самом ближайшем времени измениться или даже уже меняется.

В связи с наблюдаемой ситуацией демографического фазового перехода, полагаем, не будет чрезмерно пафосным утверждать, что мы стоим на пороге принципиально иной цивилизации с принципиально новыми регулирующими механизмами, причем (вспомним принцип демографического императива С.П.Капицы) регулирующими не только численность народонаселения, но и практически все сферы общественной жизни.

Т.е. данные демографии – это очень яркий индикатор того, что мы в настоящий момент как раз пребываем в стадии цивилизационного фазового перехода.

Завершим описание ситуации демографического фазового перехода цитатой из работы А.В.Подлазова, резюмирующего свои рассуждения описанием причин изменения демографической динамики с точки зрения принципа биологического императива:

«…та история, движущей силой которой являлись демографические процессы, ныне подходит к концу. Приближение уровня жизнесберегающих технологий к предельному значению вызвало демографический переход, результатом которого должно стать прекращение роста человечества и стабилизация его численности на уровне предположительно в 10–11 млрд чел.

Тем самым завершается переходный процесс, которым была вся предшествующая история человечества, и оно вступит в принципиально новую фазу своего развития…»

4. Динамика цивилизационных событий. Четвертый важнейший индикатор выявлен Я.А.Кеслером [12], изучившим развитие человечества посредством анализа динамики т.н. цивилизационных событий – антропогенных технологических либо культурных революций, качественно изменяющих состояние нашей цивилизации и переводящих ее на более высокий уровень развития.

Проанализировав скорость освоения человечеством новых технологий, Я.А.Кеслер обнаружил, что каждое цивилизационное событие характеризуется своим интервалом, т.е. отрезком времени от появления товарной (в самом широком смысле) продукции, изготовленной по новой технологии, до начала массового постоянного использования ее человечеством.

Оказалось, что на достоверно датированном отрезке (с 1500 года н.э. до нашего времени) имеет место линейная зависимость интервала реализации цивилизационных событий T от времени t:

T(±20%) = 1500 – 0,2 t

Интервал этот с течением времени линейно сокращается, достигая примерно к 2000 году ~5 лет (рис.2).

Из характера данной зависимости также становится очевидным наличие на пороге третьего тысячелетия цивилизационного кризиса. Т.е. дальше в будущее эта динамика экстраполирована быть не может, ускорять внедрение новых технологий уже некуда – а значит вид этой зависимости в ближайшие годы должен качественно измениться. Таким образом, мы имеем еще один индикатор совершающегося цивилизационного фазового перехода.

5. Конец прогресса. Анализ, проведенный американским физиком Джонатаном Хюбнером из исследовательского центра Пентагона (Naval Air Warfare Center) и опубликованный на страницах журнала New Scientist [13], свидетельствует о том, что пик технологических инноваций миновал сто лет назад и с тех пор прогресс лишь замедляется.

На рис.3 приведены графики, показывающие соотношение основных научных открытий и технических новинок с численностью мирового населения в динамике по годам, а также количество патентов, зарегистрированных на миллион человек в США с 1790 года по настоящее время.

Полученные результаты показывают: наиболее бурно прогресс развивался в конце XIX века, наибольшее число технологических инноваций на душу населения наблюдалось в 1873 году; пик зарегистрированных патентов пришелся на 1915 год. Таким образом, Золотым Веком науки и технологий можно назвать период между 1873 и 1915 годами.

Экстраполируя полученные кривые на два десятилетия вперед, Дж.Хюбнер предполагает, что уже к 2024 году число технологических новинок упадет до средневекового уровня. Это является неплохим свидетельством того, что цивилизация стремительно движется к технологической сингулярности. Когда она наступит, изменения станут настолько быстрыми, что предсказать их результат окажется попросту невозможно.

Отметим очень хорошее согласование между собой двух последних индикаторов: исчерпанность техногенной стадии цивилизационного развития по Кеслеру находит назависимое подтверждение в виде вывода Хюбнера о конце прогресса.

6. Кризис гуманитарного знания. Выше мы уже говорили о когнитивном кризисе и о том, что этот кризис носит системный характер. В этой связи чрезвычайно симптоматичным обстоятельством оказывается то, что наличие такого кризиса начинает очень ярко осознаваться гуманитариями – что называется «изнутри».

В качестве одного из наиболее показательных примеров приведем книгу М.Ф.Румянцевой, зав. кафедрой источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин РГГУ, «Теория истории» (рекомендованную Учебно-методическим объединением вузов Российской Федерации в качестве учебного пособия для студентов, обучающихся по направлению «История») [14], в которой впрямую фиксируется кризис исторической науки и необходимость принципиально новой методологической основы построения исторических исследований.