Голодомор

Тема голодомора для авторов данной работы возникла естественным образом в качестве реакции на уже двадцатилетнюю политическую возню вокруг событий начала 1930-ых. По теме голодомора выступлений достаточно. Ищущие правды авторы давно обнаружили и подлоги с  «голодоморными» фотоматериалами, сплошь состоящими из фотографий голода 1922-23 годов или вообще событий из других стран. Давно ясно стало жульничество с выделением Украины из общей картины голода в СССР, реально имевшего место быть. Давно понятна «ценность» демографических «расчетов», на основании которых делаются заявления о численности жертв голода. Апологетов голодомора все это нисколько не смущает. И на этом основании можно совершенно точно говорить, что голодоморный шум не является поиском исторической правды. Он служит совсем иным целям.

И в чем может быть тогда сам смысл очередной статьи по проблеме?  Но, как оказалось, он есть. И он далеко выходит за узкие рамки событий начала 1930-ых.

Вопросы.

С чего начинается исследование. Конечно, с вопросов. Если все и так понятно, исследовательской задачи нет. А понятно когда? Обычно тогда, когда в вопросе ни в зуб ногой. Что сказали, то и понятно. А когда человек начинает что-то понимать, у него закономерно возникают вопросы. Сначала простые и бесхитростные. Например, такие:

1) Почему в голод 1921-22 года, в голод блокадного Ленинграда, в голод 1946-47 года – массовая дистрофия. Люди медленно теряют вес, худеют, превращаются в ходячие скелеты, и только после этого умирают. А вот в «страшный голод»  1933 года ходячих скелетов нет. Главный симптом этого голода – опухание и быстрая смерть после того, как опухание произошло.

2) Почему ничего не известно про массовую смертность местечковых евреев? На Украине таковых было до полутора-двух миллионов. Собственного производства продуктов у них не было, не было и государственных пайков, – поскольку не работали они на государственных предприятиях. Товарного хлеба тоже не было. А вот живет же братия…

3) Почему это на черноземной Украине урожай-1932, который был не выдающийся, но вполне обычный для тех лет, средняя урожайность оказалась 5 ц/га? Это нормально для черноземов? Почему одновременно на тощих почвах Московской, Ивановской областей урожайность оказалась 8 ц/га, а в Северном крае(Вологодская и Архангельская области) – вообще 10 ц/га? Это в порядке вещей: чем хуже почвы, тем выше урожайность?

4) Почему в Одессе, где продовольственные пайки опускались до 70-100 г в сутки сколько-нибудь резкого подъема смертности не было, а в деревнях был?

5) Почему с основным симптомом-опуханием – мерли семьи, у которых прямо в доме после их смерти находили весьма ощутимые запасы зерна. Не то что голодать, – у кого-то и обожраться можно. Они что,  просто решили помереть от голода из солидарности? А из солидарности поделиться с голодными ума не хватило?

Ничего хитрого в этих вопросах нет. И если от них не отмахиваться, то надо либо признать, что голод и высокая смертность 1933 года ложь, либо пытаться искать другие ответы.

Не могут крестьяне, у которых хлеб изъяли, умирать от голода гораздо успешнее, чем местечковые евреи,  у  которых хлеба просто не было. Должно бы быть строго наоборот.  Или, может, евреев вообще кормить не следует? И так проживут.

А ведь есть вопросы и посложнее.

6) В письме Шолохова Сталину рассказывается о колхозниках, которые хлеб не обмолачивают, а гноят в валках. Дескать, мы и такое съедим, а подопревший хлеб власть вывезти за границу не сможет. Очень, конечно, грамотно. Но… такой хлеб сохранить уже невозможно. Да и есть не рекомендуется. По крестьянским меркам – это преступление, уничтожение хлеба.

7) В письме Шолохова Сталину указывается, как при оценке урожая на корню комиссия приняла за посевы овса паровую землю, на которой овес проглядывал как самосев от потерянных зерен прошлого урожая. Получается, поля, на которых нормальный посев, настолько мало отличаются от полей, заросших сорняками, что можно их спутать?

8) Очень странно выглядит ситуация, при которой о голоде после предстоящего урожая народ рассуждает еще в период посевной-1932. Собирает урожай, видит, что получается, – и не предпринимает усилий по спасению от голода. Края-то южные. После уборки зерновых – впереди еще целый сельскохозяйственный сезон. Можно вырастить картошку, репу, фасоль. Ни одного упоминания о такого рода работах по спасению от предстоящего голода нет. А ведь в Северо-Кавказском крае государственные заготовки начались непосредственно в ходе уборки. В июле уже все ясно и понятно. Нет хлеба – суши яблоки, груши, вишню, сливу,  абрикосы, виноград… Хоть белка в сухофруктах маловато,  но питание весьма калорийное. Уж до лета протянуть проблемы не должно быть. Главное, что ничего необычного в такого рода заготовках нет. В родном селе жены одного из авторов(С.П.) все  сушат ягоды и фрукты.

9) Зарубежная троцкистская оппозиция фиксирует массовый саботаж работ и массовое воровство с колхозных полей. В партийных документах речь идет о 40% потери урожая на Украине. Но, кроме колхозников, которые работают плохо, воруют, гноят урожай, есть единоличник. На Украине за единоличником 21% посевов. В хлебозаготовках – 23% плана. После того, как заготовки на Украине стали силовыми, план удалось выполнить на 58%. Колхозы справлялись с заданиями на 60%. А вот единоличники справились со своим планом на 38%.

Всего на Украине было заготовлено 330 млн. пудов хлеба. Уравнение строится легко. Получается, что при прочих равных условиях только лучше упрятанного зерна у единоличников Украины было масштаба 25 млн. пудов. Всей УССР того времени – на месяц несытого, но нормального питания. Всему крестьянству Украины на полтора месяца нормального питания и на 3 месяца полуголодного. Очень немало, если учесть, что с момента фиксации заготовок(около 20 января 1933 года) до нового урожая зерновых оставалось полгода. Так ведь эта цифра получилась при условии, что у единоличника потери были такие же, как в колхозах, урожайность – такая же, как в колхозах, да еще и без учета известного по документам воровства с колхозных полей теми же единоличниками. Но единоличник не терял 40% из-за саботажа работ и воровства у самого себя.  Не так ли? А что это значит? Это значит, что реально собранный единоличником урожай должен был быть в 1.7 раза выше, чем в колхозах.  Если эту поправку учесть, то в единоличном секторе сохранялся хлеб, достаточный для полуголодного пропитания всего крестьянства Украины до нового урожая. Причем в предположении, что на 20 января 1933 года кроме этого, хорошо упрятанного хлеба единоличников в селах Украины нет вообще никакого продовольствия.

Но все это при 20% единоличников. В Центрально-Черноземной области, которая тоже голодала,  да и в среднем по Союзу единоличники составляли 40% крестьянства. И соотношение выполнения планов хлебозаготовок колхозами и единоличниками в ЦЧО оказалось таким же 60% и менее 40%. Т.е. без учета лучшей собираемости урожая в единоличных хозяйствах и без учета воровства единоличниками хлеба с колхозных полей, только собственного лучше укрытого от заготовок хлеба в ЦЧО было минимум на 4 месяца продовольствования всего населения ЦЧО(на 90% сельского). Разумеется, если хотя бы минимально действуют правила и нормы круговой поруки и крестьянской взаимопомощи. Все-таки в деревне все друг другу не чужие. Все друг другу кто сват, кто брат. Не могло не быть взаимной поддержки. Но тогда не могло быть и фатального голода. Категорически не могло. Только какая-то иная причина резкого повышения смертности.

Это была группа вопросов посложнее. Но есть еще вопросы. Совсем уж странные.

10) На Украине ведь была политика украинизации. И «украинизированными» кадрами были лица преимущественно еврейской национальности. В ГПУ – до 97%. Одновременно с украинизацией на той же Украине активно развивалось образование для евреев на идиш.  Евреи оформляли собственную национальную идентичность на территории, которая была фактически у них в кулаке. После голода 1933 образование на идиш на Украине стало вдруг сворачиваться, евреи потянулись в Москву и Ленинград.

Довольно странный факт. Но он как-то привязан к голоду -1933. Если мы этой связи в наших рассуждениях не обнаружим, его можно будет отбросить. А пока просто запомним.

Начинаем искать ответы.

Начнем с проблемы писем Шолохова. Т.е. с донских казаков. У них поле, заросшее сорняками, неотличимо от поля с нормальными посевами. А сами казаки, ничтоже сумняшеся, дают подопреть зерну в валках. Т.е. попросту уничтожают собранный урожай. В начавшем подпревать зерне быстро развивается грибок, выделяющий сильные токсины(афлотоксины, но про это ниже). Зерно становится отравой. Казаки спокойно превращают выращенный ими хлеб в отраву. Полноте, а вообще они умеют хозяйствовать на земле?

Ищем. Обнаруживаем.

Донские казаки до 1869 года  земледелием не занимались. В 1869 им впервые стали нарезать землю Области Войска Донского. К 1900 году имели земельные наделы уже около 66% казаков. Но по меньшей мере 10% из них землю вообще никак не обрабатывали – из-за отсутствия инвентаря. А остальные?

А остальные обрабатывали землю настолько примитивно, что это нашло отражение в дореволюционной литературе. Имея в среднем в 5 раз больше земли, чем коренные донские крестьяне, казаки получали с этой земли валового дохода меньше, чем  крестьяне. Что это означает? Это означает, что средняя урожайность на казачьих наделах была раз в 6 меньше, чем на полях коренных донских крестьян и, добавим, капиталистических зерновых хозяйств. Про казачье земледелие так и говорится: поля засоряются и  теряют урожайность. Семена – негодные.

Предоставим слово автору работы:

Но все-таки нужда в земле среди казачьего населения далеко еще не удовлетворена, хотя эту нужду можно было бы умерить не количеством земли, а поднятием ее производительности, путем применения современной земледельческой культуры; но эта отрасль знания на Дону находится еще в самом зачаточном состоянии. Нет хорошего посевного материала, нет орошения.

Обработка полей самая примитивная. Поля истощают осот и овсюг. Леса и кустарники истреблены. Господствуют засухи; урожай – явление случайное, один в десяток лет. Агрономическая помощь сводится к нулю, к канцелярской работе. Общинное владение землей не дает простора частной инициативе. Нет травосеяния и культуры технических растений. При умелой обработке земли и подборе семян 10-15 десятин всегда дадут больше прибыли, чем 40-50 десятин, обыкновенно засеваемые средним хозяином.

В последние три года хлеб погиб в большинстве случаев от излишка дождей, выпавших во время его уборки и молотьбы. Принимая во внимание, что на одну десятину высевается в среднем от 5 до 6 пудов хлеба, урожай за последние три года выразился от 25 до 30 пудов с десятины и то, как сказано выше, плохого качества, негодного к обсеменению полей.[1]

Хлебопашество составляет в области самую существенную отрасль хозяйства. Урожаи колеблются весьма сильно: в 1889 г., например, собрано 4882 тыс. чет. (почти сам-3), в 1890 г. — 11660 тыс. чет. (почти сам-6), в 1891 г. — 7500 тыс. чет. Объясняется это тем, что существующие способы обработки земли, посева, съемки и уборки хлебов почти одинаково устарели на всем пространстве обл., особенно у казаков и крестьян, а улучшенные приемы хлебопашества встречаются лишь в немногих помещичьих и крупных арендаторских хозяйствах.

Не было у казачества навыков нормального земледелия. Откуда им взяться? Тем более, что самый цвет жизни – 20 лет – казаки проводили на воинской службе в казачьих воинских формированиях. Земледелием могли заниматься в отрочестве и ближе к старости. Это не вина казачества, это его беда. В 1932 году засоренная земля не дала урожая. Всего-то 4 ц/га на землях Дона, менее 3 на Кубани. И это по оценкам на корню. А ведь еще и гноили в валках, плохо убирали.

Но, кроме казачьих Дона и Кубани, голод-1933 оказался и на землях украинцев, и в Центрально-Черноземной области, и в Поволжье. Там-то были не казаки, а крестьяне. Да, были крестьяне.        Но именно для зерновых областей было характерно безземелье. В думской полемике после 1905 года для Украины фигурировала цифра 80% безземельных. Еще приблизительно 10% крестьян имели настолько малые наделы, что хозяйствовать на них было бессмысленно. Прокормиться с них было нельзя. Эти наделы сдавались в аренду. Еще у значительного количества крестьян наделы были слишком малы, а потому на них хозяйствовали как придется. Или тоже сдавали в аренду.

Проиллюстрируем это положением в  Полтавской губернии на основании статистических данных Словаря Брокгауза и Эфрона. К 1896 году 3.4% крестьянских хозяйств Полтавской губернии  вообще не имели никакой земли. 16,5% не имели пахотной земли – только огород, 26.5% имели менее 3 десятин земли, а вот среднее количество едоков на хозяйство составляло 5.6 человека. Более 15% хозяйств Полтавской губернии сдавали свою землю в аренду.[3]  Иначе: у 46% населения земли было менее 0.5 десятины на душу. При этом 35% просто не занимались зерновым хозяйством по причине либо отсутствия земли, либо сдачи ее в аренду.  Доля хозяйств с количеством земли более 20 десятин составляла менее 3%.

И это в 1896 году. Население, между тем, продолжало расти. При темпе роста населения Полтавской губернии 1.6% в год за 18 лет между 1896 и 1914 преимущественно крестьянское население должно было бы увеличиться на 926 тыс. человек. За вычетом 420 тысяч переселившихся в Сибирь в ходе столыпинской реформы , прирост получается 500 тыс. Если в 1896 году на 2.5 млн. крестьян приходилось 2.37 млн. десятин земли(всякой: пашенной, луговой, огородной), т.е. около 1 десятины на душу, то к 1914 году это же или только немного большее количество земли приходится уже на 3 млн. крестьян. Из них под пашней около 2/3, т.е. даже средняя обеспеченность крестьян губернии пашней получается около 0.5 десятины на душу. А средняя урожайность основных зерновых культур за удачное десятилетие(1886-1896) составила 53-59 пуд/дес. Минус 6-8 пудов семян на десятину. Получается 24-27 пудов на душу, не считая скольких-то пудов овса на лошадь. А сколько надо?

Цитируем Миловах[2]: Думается, что после такой калькуляции совершено очевидно, что годовая потребность в зерне для крестьянина в три четверти — это суровый режим очень скудного питания, жесткий режим экономии и т.д. Вместе с тем для XVIII — XIX столетий такая норма (но только для питания) была общепринятой. Она была принята в армии, она же фигурирует и в научной литературе на XIX в. (см., например, П.И. Кеппена и др.) .

Четверть – это 8 пудов. Годовая норма потребления взрослого человека, таким образом, 24 пуда. Если вычесть из полученных средних цифр приблизительно 16 пудов овса на одну лошадь в хозяйстве однолошадника со средней численностью семьи 5.6 человека[3], то на душу остается 21-24 пудов. Просто норма потребления.  А больше ничего. И это В СРЕДНЕМ по всему крестьянству Полтавской губернии при расчете из средней урожайности, включавшей более высокую урожайность в крупных хозяйствах дворян и капиталистов. А у крестьян она была ниже. Фактически исчезал смысл работы на земле. Она переставала кормить половину крестьянства в1896 году и заметно больше половины к 1914 году.  Соответственно  даже для тех, кто ее самодеятельно обрабатывал, она становилась чем-то подсобным. В ней «ковырялись».

Действительно, если земледелие с типичной урожайностью не позволяет элементарно нормально прокормить людей, живущих от урожая, то тем более не может быть речи о приобретении чего-то из доходов от продажи собранного урожая. Остатка не выходит. Неурожай – разорение. Но для нашего рассуждения важно, что по меньшей мере 35%крестьянского населения Полтавской губернии уже к 1896 перестали быть самодеятельными земледельцами, т.е. традиций грамотного хозяйствования своим детям, которые составят треть крестьянства Полтавщины к началу коллективизации, передать не могли. У тех же, кто имел около 0.5 десятины на душу, не было возможности маневрировать землями, т.е. обеспечивать обороты посевов для поддержания урожайности, – даже если знали, что это надо делать. Постоянное пребывание на грани возможности прокормить семью – не позволяло оставлять землю незасеянной, отдыхающей. Дети не могли осваивать навыки грамотных севооборотов от родителей уже в конце 19 века. Вот и вычислилась 80%(и даже более) объективная невозможность нормально крестьянствовать для подавляющего большинства крестьян Полтавщины.

А как обстоят дела на Правобережье? В вышедшей недавно статье[4] японского исследователя  Такеши Матсумуры  на материале инвентарных списков Киевской и Подольской губерний выявлено, что еще при крепостном праве до 2/3 крестьянства имений правобережной шляхты(доставшейся России по наследству от Речи Посполитой) к 1845 году не имели ни скота, ни инвентаря для обработки земли. Они исполняли пешую повинность на панщине. Доходившую, кстати, до 6 дней в неделю. За это получали месячные продовольственные пайки. Соответственно в качестве квалифицированных ответственных хозяев на своей земле они хлеборобством не занимались. Огородничали – да. Но основу питания составляли все-таки пайки из хозяйства пана. Вот и причина, почему на Украине страшного голода не было. Основу продовольственного обеспечения составляли все-таки хозяйства шляхты. Что бы  там ни случилось на земле у самих крестьян, 70% селян Киевской, Подольской и Волынской губерний, будучи пешими крепостными, – наделялись пайками от пана[6]:

На территориях, находившихся ранее в составе Речи Посполитой, положении было иным: здесь имелось огромное количество малоземельной шляхты. Если в 1795 году собственно в России имелось 112 тысяч дворян мужского пола, то на присоединенных территориях их было 251 тыс.; на одного дворянина (включая детей и женщин) здесь приходилось только 14 крестьян, в то время как собственно в России – 64 . Мелкая шляхта в массовых масштабах отнимала у крестьян землю и переводила их на «месячину» – голодные месячные пайки. «Нищета помещичьих крестьян превосходит всякое вероятие… – говорилось в докладе Министерства внутренних дел от 7 февраля 1853 года. – Крестьяне, особенно у мелкопоместных владельцев, находятся в бедственном и угнетенном положении… Крестьяне нисходят до последней степени нищеты и нравственного унижения…»  . Характеризуя положение крепостных на Украине, Ю. Ф. Самарин писал: «Требования помещиков непомерны; средства истязания развратили народ и сделали его бесчувственным. В имении, которым управляет Т., ежегодно секли от 40 до 60 баб, в том числе и беременных» . Сам Николай I в резолюции на рапорте виленского генерал-губернатора признавал, что западные губернии находятся в «страшном состоянии», которое невозможно исправить, действуя лишь законными мерами

Но нас сейчас волнует вопрос о безземельности и самодеятельности хозяйств. По инвентарным спискам к 1845 году за тягловыми(имеющими и инвентарь, и рабочий скот) крестьянскими хозяйствами правобережных губерний было приблизительно по 10 десятин земли, за пешими хозяйствами – в 4 раза меньше. Отмечена тенденция. С конца 18 века не происходит абсолютного роста числа хозяйств, имеющих скот и инвентарь. Весь прирост числа хозяйств – за счет пеших и огородных(вдовьих, например). В имении, имевшем в конце 18 века 70 хозяйств, из которых сильных ровно половина(35 хозяйств), к 1845 году общее число хозяйств достигает 132, из которых тягловых 37. Продолжим тенденцию с учетом продолжающегося между 1845 и 1861 роста населения. В данном имении должно возникнуть еще около 40-45 хозяйств, причем все эти хозяйства будут пешими. В итоге доля самодеятельных хозяйств к 1861 году сокращается до 20%.

По положениям реформы 1861 года за крестьянскими хозяйствами правобережных губерний закреплялись ровно те земли, которыми крестьяне были наделены по инвентарным спискам 1847-48 годов. Впрочем, после польского восстания 1863 года, которое было поддержано шляхтичами правобережных губерний Украины, крестьянам  земли добавили – за счет ущемления шляхты.

Тем не менее, имея по 2-2.5 десятины земли на хозяйство, не имеющие ни инвентаря, ни скота, пешие крестьянские хозяйства, составляющие 80% крестьянства правобережных губерний, – оказались к 1861 году в положении, безнадежном по отношению к земледелию. Им просто нечем и не на чем пахать. У них отродясь не было ни амбара, ни деревянных  лопат для перелопачивания зерна в куче и провеивания его. Просто ничего. Нищая хата с земляным полом, несколько горшков и веревка. Не то подпоясаться, не то повеситься. Откуда у этих крестьян аграрная культура, навыки организации севооборотов, грамотной обработки и хранения зерна?  Земледелие, попав в руки таких хлеборобов, – приходит в полный упадок. И не надо никаких иллюзий.

Проблемы земледелия.

Главной проблемой земледелия в зерновых черноземных областях было то, что на черноземе хорошо растет все. И злаки, и сорняки. Но если на каких-то культурах(бахчевых, картофеле, свекле) прополка возможна, то зерновые прополоть невозможно. Перетопчешь все поле. Для борьбы с сорняками при отсутствии химических средств использовалось средство биологическое. Посадка гречихи. Позволим себе обширное цитирование[2]:

В ассортименте культур крестьянского хозяйства России были вместе с тем и такие, которые активно использовались в трехпольном севообороте ради улучшения плодородия полей. Для черноземов России и отчасти ее Центра это гречиха. Здесь проявлялось наиболее важное свойство гречихи очищать поля от сорняков, поскольку густая листва ветвистой гречи подавляла все вокруг.

Действенность этого свойства гречи четко проступает, в частности, в наблюдениях И.А. Гильденштедта по районам вблизи Лугани, а также южнее Белгорода, где “яровые поля, особенно бывшие под гречихой, засеваются рожью, не будучи перепаханными; посев только заборанивается”. Свойство гречи улучшать почву использовалось повсюду, где имелись не слишком плодородные земли. Петр Рычков, обобщая наблюдения крестьянской практики, писал, что “та земля, на которой бывает греча посеена, хотя б она и плохая, по снятии ее бывает весьма мягкою и тучной, чего ради и сеют ее на старых десятинах нарочно, чтоб одобрить землю”.

В Топографическом описании Воронежской губ. есть данные от 7 июля 1785 г. по Воронежскому у. “Хлеб сеется: рожь с овсом в равной пропорции, а противу оной (т. е. этой доли посева, – -Л. М.)греча [сеется] в третью [часть от посева овса или ржи], пшеница яровая – в десятую, озимая – в одиннадцатую часть”.

Иначе: греча составляет приблизительно 1/6 -1/7 основных посевов. Зато пшеницу почти не сеют.

Типичным примером в этом случае могут быть данные о площадях под отдельными культурами в двух уездах Курской губернии (80-е годы XVIII в.). Так, в Корочанском уезде рожь (озимая) занимала12349 дес., пшеница – 6306 дес., овес – 6571 дес., греча – 6255 дес., горох -2693 дес., просо – 2659 дес., ячмень – 2578 дес., конопля – 3588 дес. и, наконец, лен – 1076 дес. Даже если всю пшеницу отнести к озимой, что очень маловероятно, то и тогда озимые составят всего 18655 дес., или около 40 % всего посева, а яровые составляют 25420 дес., или около 60 % посевов. Резко выделяются огромным удельным весом во всем посеве пшеница (14 %), греча (14%) и конопля (7%). По другому уезду, Щигровскому, картина несколько иная. Здесь не было таких огромных посевов пшеницы (ок.3%), но посевы гречи были еще более грандиозными (ок. 31%). Также велики и посевы овса (ок. 26 %), а рожь составляла всего около 36% всех посевов.

Приблизительно раз в 6-7 лет, а где и в 3, – земля очищается от сорняков высевом гречи. Понятно, что к рубежу 19-20 веков химические гербициды так и не появились. И обеспечение соответствующей нормы высева гречихи было чуть ли не единственным способом  поддержания земель в приличном состоянии. А что происходит на рубеже19-20 веков в будущих голодающих губерниях?

В 1896 г. под посевами хлебов и растений было 2148492 дес.; из них 1418300 дес., или 66,01%, принадлежали сел. обществам, 730192 дес., или 33,99% — частным владельцам. Под рожью было 646694 дес., пшеницей яровой — 503400, ячменем — 292909, овсом — 205737, гречихой — 155569, оз. пшеницей — 89065, просом — 88019, картофелем — 49515, под коноплей, рапсом и др. масличными растениями — 44482, табаком — 8810, горохом — 10156, кукурузой — 1473, под льном — 52663 дес.[3]

Харьковская губерния:

Крестьянами под главные яровые хлеба в 1902 г. было засеяно 945145½ дес.: 855913¾ дес. на своих землях, 78917¾ дес. на арендуемых за деньги и 10314 дес. из части. Наибольшая площадь 403730½ дес., или 42,7%, под пшеницей, 379754 дес., или. 40,2%, под ячменем, 149713½ дес., или 15,8%, под овсом и незначительная площадь 11947½ дес., или 1,2%, под рожью.[3]

В 1891 г. было посеяно в К[иевской]. губернии озимой и яровой ржи 464667 четвертей, озимой пшеницы 364436 четвертей, яровой пшеницы 7793 четверти, овса 526800 четвертей, ячменя 152051 четверть, гречихи 175974 четверти, проса 65895 четвертей, кукурузы 905 четвертей, картофеля 210566 четвертей, гороха 13036 четвертей;[3]

В Полтавской губернии посев гречихи составил 7%, в Киевской – 9%, в Харьковской – ничего. Ровно в то же самое время в соседней Черниговской губернии  высевают 20%гречи[3]. Отличие  даже внутри самой Черниговской губернии. Южные черноземные уезды сеют пшеницу, а северо-восточные Новгород-Северский, Мглинский, Суражский, Новозыбковский уезды сеют много гречихи.

Интересно, что в голод 1932-33 года голодали как раз южные районы Черниговщины. Конотопский, Нежинский  А северные – посылали продовольственную помощь в Запорожье. Разница – в культуре земледелия. В сохранившейся культуре северных районов и разрушенной уже к рубежу 19-20 веков земледельческой культуре южных уездов.

Главная ошибка современных массовых городских представлений в связи с голодом 1932-33 – это представления о том, что крестьянин должен был уметь хозяйствовать. Просто потому, дескать,  что от этого зависела его жизнь. Это категорически не так.  В современных условиях крестьянин какой-нибудь Рязанской или Тверской области легко превращается в московского бармена, менеджера. Это примитивные профессии. А крестьянствование – дело сложное.

То же применение посевов гречихи для борьбы с засорением земель – не простое дело. Разведение гречихи должно обязательно сопровождаться разведением пчел. Гречиху, кроме пчел, опылять некому. Нет развитого пчеловодства – бессмысленно сеять гречиху. Семян можно не получить.

Мы привели только единственный пример традиционного агротехнического приема, типичного для черноземных областей, который практически исчез – как раз в тех областях, которые более всего пострадали от голода 1933 года.

Реально ассортимент крестьянских приемов хозяйствования был разнообразен. Позволим себе интереснейший пример из книги Милова[2].

В 80-х годах XVIII в. точно такая же практика существовала и в пределах Тверской губернии. Здесь в Вышневолоцком уезде крестьяне “на новых сечах рожь иногда сеют с ячменем, что называется подсевом . Сжав ячмень, рожь оставляют к будущему году, собирая таким образом два хлеба за одною работою и на одной земле”.
Казалось бы, интереснейший эксперимент качественно связан с позднейшими сдвигами в социально-экономических отношениях, с ростом товарности сельского хозяйства и т. п. Но вот, в документахXVI в., в частности в записках А. Гваньини, мы находим указания в сущности на ту же практику смешанного посева
ячменя с озимой рожью. Точно так же здесь после уборки ячменя скошенную рожь оставляли до будущего года. “На следующий год эта рожь бывает так урожайна и густа, что через нее с трудом можно проехать верхом… притом одно зерно дает тридцать и более колосьев” .

Обратите внимание: технология повышения урожайности 16 века сохраняется в неизменном виде в конце 18 века. Кто-то когда-то мозгами и экспериментами, дошел до этого весьма экстравагантного способа резкого повышения урожайности ржи. И крестьяне воспроизводят этот прием столетиями. Прием тоже не простой. Где угодно его применять нельзя. Почвы  регулярно используемых полей в Нечерноземье не богаты питательными веществами. Богаты питательными веществами только новые сечи. Но если на них просто посеять рожь, то она даст урожай чуть выше обычного. Хорошо заколоситься не сможет . А уже на следующий год  земля своими питательными веществами будет кормить и рожь, и сорные растения. Применение описанного приема позволяло полномасштабно реализовать потенциал нового участка, создать переходящий  запас ржи, который будет поддерживать хозяйство несколько лет до  очередного посева на очередной новой сече.

А что происходит с наработанной веками и повсеместно в черноземной зоне использовавшейся технологией восстановления плодородия земель посевом гречихи? В Тамбовской губернии в 1887 году гречиха занимает более 12% земель(1/8), к 1917- всего 0.6%(1/170). Единственная(почти, есть еще горох) культура, способная выводить с полей сорняки, за 30 лет практически выводится из земледелия. Причем ровно в тех краях, которым сорняки грозят более всего.

Как гибла технология хлебопашества

Как мы видим, в конце 19-го века происходил процесс разрушения многовековой земледельческой традиции воспроизводства  лучших земель Российской империи. Крестьяне сошли с ума? Откуда вообще эта самоубийственная тенденция? Кто много читал по истории украинского казачества, обратил, наверное, внимание, что казаков, живущих семьями на Левобережье, называли гречкосеями. Гречневая мука, вареники из гречки. Они еще у Гоголя поминаются.

На Правобережье растили пшеницу. Она была в почете, ее можно было продавать. Гречку Европа по сей день в качестве продукта питания не признает. А казаки Левобережья напирали на гречку. Продуктивность ее ниже, чем у пшеницы(на хорошем поле), но сеяли, упорно сеяли. Зная, что не сеять нельзя.

В чем разница? А разница историческая. Около 1470 года крымский хан Менгли-Гирей произвел крупнейшее разорение степных и лесостепных территорий Правобережья. Автохтонное население, которое не увели в полон, – бежало в Полесье, в Белую Русь. А Правобережье превратилось в пустыню.

Проект освоения возник. Кто-то, возможно, помнит в истории средних веков Томаса Мора и его «Утопию».  Утопия, она, конечно утопия, но на поверхности планеты Земля она оказалась реализованной. Львов, Жолква(Нестеров), Золочев, Броды, Сатанов и еще НЕСКОЛЬКО ДЕСЯТКОВ(а то и сотен) городов Правобережной Украины – это ничто иное как «счастливые города» утопического проекта Томаса Мора.

Как эти города выглядят? Замок католика-магната(в Жолкве, например, Львовской области был замок победителя турок при Вене Яна Собеского) плюс город рациональной планировки с укреплениями, частью которых был замок магната. Центром культурной, политической и прочей  жизни была синагога в центре города, связанная подземными ходами с замком католика-магната. За пределами таких «счастливых городов» располагались села. Пока это была Польша, Белоруссия и Западная Украина, речь шла просто о приспособлении имеющихся у населения навыков для нужд «счастливых» хозяев. «Счастливые» хозяева драли с крестьянина по 7 шкур.  А вот в степной зоне крестьян не оставалось. Села создавали с нуля, покупая для них рабов из полона любого завоевателя. Какие-то древние средства обработки степных земель воспроизводились, но крестьяне изначально оказывались в жесточайшей рабской кабале. А раб своей воле не хозяин. Да и носителей местных районированных норм хозяйствования не оставалось. Разве что в монастырских селах, которые шляхта и в 17, и в 18 веках у монастырей забирала силой при практическом отсутствии противодействия этому беззаконию со стороны короны Речи Посполитой.

Новая форма отношений внедрялась в условиях огромного избытка пустующих земель. Вот она и внедрилась.  Земли, превращавшиеся в хлам из-за засорения, – легко заменялись землями свободными, никем не освоенными.  Избыток доступного ресурса при отсутствии организующей грамотное хозяйствование воли – развращает. Ровно таким же способом осваивалась в 18 веке степная зона в малолюдных степях Поволжья, ровно таким же способом осваивалась степь Области Войска Донского в конце19 века. Земля перестала приносить урожай, распахали целину. Через несколько лет и ее привели в негодность…

Самым главным дефицитом Правобережья еще в середине 18 века были люди. К моменту присоединения земель Речи Посполитой к России на бывших польских землях на одного шляхтича всякого возраста и пола приходилось всего 14 крестьян всякого возраста и пола. Общая численность шляхты на украинских, белорусских и литовских землях в этот момент была около 250 тысяч. Соответственно численность крестьянства на всех этих украинских, белорусских и литовских землях(Ковенская губ.) масштаба 3.5-4 миллионов. На несколько западных губерний – население масштаба будущего населения одной только Полтавской губернии перед первой мировой войной.

В исторических записках периода освоения  Новороссии(середина – вторая половина 18 века) отмечается борьба за крестьянина между новыми хозяевам будущей Екатеринославской губернии и шляхтичами Правобережья. Да и сама польская шляхта друг у друга крестьян выманивала В середине 18 века главная забота крестьян Правобережья – выгодно сбежать. Ни о каком сохранении традиции земледелия речи просто нет.

Выращивание пшеницы было самым примитивным вариантом земледельческого освоения  степной и лесостепной зоны  Правобережья. Тяжелый деревянный плуг, который тащили 6 волов, в отличие от запашки сохой, не требовал сильного мужика, погонять волов могли и дети. Три раза пройтись плугом – и можно кидать пшеницу. Что-то вырастет. Ну а теплый преимущественно сухой климат позволял обходиться без крытых токов для молотьбы, без овинов для сушки снопов. Молотили прямо после жатвы нередко тут же в поле. Со значительными потерями из-за недообмолота, с вероятностью еще больших потерь из-за порчи недостаточно сухого зерна в случае дождей. Такое земледелие требовало минимума человеческого труда, минимума организации, минимума мышления – вплоть до отсутствия оного за ненадобностью.

Здесь обязательно надо помянуть, что владели селянами далеко не одни магнаты – отнюдь. Море мелкой шляхты, которая брала кусок земли, нанимала откупщика- еврея, ничего на этой земле не строила, жить не собиралась, а собиралась получать с этой земли просто доход.            А как могли управлять хозяйством евреи? Сами никогда не сеяли и не пахали, собственниками земли не были, имели дело с человеческим материалом, который невесть откуда и невесть какой. Только сводить хозяйство и управление ими к самым примитивным формам: опускать людей на уровень говорящей скотины и погонять.

Для польской шляхты, обслуживавших их управляющих и мещан-евреев это было нечто типа современной нефтяной трубы в России. Эксплуатация дармового, не требующего мыслительных и иных душевных усилий ресурса. И на этой основе построение вожделенного общества процветающих господ. И господ этих развелось немеряно. Выше нами цитировалось, что на землях западных губерний к 1795 году шляхты было 250 тысяч, тогда, как на всей коренной территории России 112 тысяч дворян.

Второй важнейшей группой господ было еврейство. Сказать, что они были тружениками, занимавшими свою нишу в системе хозяйства, – трудно. Поскольку находящиеся в рабском положении основные производители продовольствия и прочего сельскохозяйственного продукта пребывали в такой нищете, что покупателями выступать не могли. Они просто кормили и шляхту, и обслуживающих нужды шляхты евреев. Большая часть из которых безусловно трудилась. Но результаты этого труда не имели никакого смысла для основной массы народа. Весь его прибавочный продукт уходил во второй социальный этаж, состоявший из шляхты и есрейства, а вниз спускалась разве что водка-горилка. Это был чистейшей воды совместный паразитизм польского шляхетства и еврейства. С самого момента возникновения эта цивилизация не имела оправдания. Городки в степи – не ограждали территорию от набегов татар и от нашествий турок. В 18 веке в принадлежавшей Российской империи Малороссии на Левобережье защита от набегов обеспечивается т.н. «линиями» – валами с дозорами и регулярно расположенными вдоль линии подвижными резервами, обеспечивающими уничтожающий контрудар по пытающимся проникнуть за линию татарским отрядам.   На Правобережье валы тоже когда-то были. Но это было в далеком забытом прошлом. Речь Посполитая не имела для противодействия татарам дисциплинированных регулярных или иррегулярных военных сил.

Смотрите какие интересные вещи между делом вскрываются, если правильно поставить вопросы!

Но вернемся к земледелию.

Как видим, зерновое земледелие на Правобережье не было продолжением традиции, а было сельскохозяйственным освоением пустынного края, причем сельскохозяйственным освоением – в самой примитивной форме. Изначально оно было рассчитано на максимальную эксплуатацию малочисленных людских ресурсов за счет интенсификации эксплуатации, а не хозяйства.  И существовать в первозданном виде оно могло только в условиях избытка площадей. Но только такое хлеборобство и было известно и доступно крестьянам Правобережной Украины к моменту освобождения от крепостной зависимости – ровно тогда, когда о свободных площадях речи быть уже не могло. С приемами рачительного землепользования их никто никогда не знакомил. Когда без рачительного землепользования хозяйствовать на данных землях стало невозможно, крестьян реформой 1861 года просто кинули на произвол судьбы. А в поместные крупные хозяйства стали нанимать профессиональных агрономов из Голландии, Германии.

Но в 16-первой половине 17 веков  Речь Посполитая владела землями и на Левобережье. Правда, это были земли не мелкой шляхты, а крупных земельных магнатов из старинных русских и литовских боярских родов. Понятно, что в этих хозяйствах все было иначе. Это были крупные вотчинные многопрофильные хозяйства, в которых и стекло варили, и порох делали, в которых и собственное войско из крепостных было. А вот южнее их в казачьей полосе было разделение на две большие группы. Само казачество – служило. Обороняло края от набегов. А крестьянствовали так называемые посполитые. Казачья старшина, между тем, имела образцом для себя образ жизни польской шляхты. И у казаков постепенно сложное земледелие вытеснилось аналогичным правобережному примитивным способом.

Перетеканию примитивного земледелия на Левобережье способствовало и насыщение этих краев беглыми с Правобережья крепостными. Наоборот основная масса автохтонов-посполитых, которым по мере дробления земель становилось все сложнее исполнять очень уж многочисленные в Гетманской Малороссии повинности, – перебралась в великорусские пределы. За 18 век юг Черниговской, Полтавская, Харьковская губернии всерьез сменили население.

Культура рачительного земледелия уже к началу 19 века далеко уехала из пределов Украины. А вот дальнейшее распространение примитивного земледелия упиралось в уклад теперь уже русского крестьянского образа жизни. В  традиционном хозяйстве центральной русской полосы все требовало специальной заботы. Должен был быть построен специальный обогреваемый овин, в котором досушивались снопы. Основная зерновая культура рожь легко доставляется в овины. Зерно из свежесобранной ржи не сыплется – в отличие от пшеницы. А зерно, осыпавшееся из колосьев в процессе сушки, здесь же собиралось и шло в дело. Без потерь. Молотьба шла не сразу после уборки, а постепенно. Могли молотить и  в декабре, и в феврале. Небольшими порциями, тщательно, с повторным обмолотом для полного извлечения зерен из колосьев.

Поскольку все снопы нужно было сушить в овине, возделываемая земля не могла находиться у черта на рогах. Она должна была быть рядом. И на этой земле предстояло растить хлеб многим поколениям. Поэтому восстанавливать ее плодородие нужно было постоянно. Где можно – гречкой, чуть севернее – горохом, где еще холоднее – циклами вырубок и сжиганий леса и наоборот – восстановления леса на месте истощившихся полей.  Для гречихи нужны пчелы. А чтобы пчелы зимой не померзли, нужно соорудить мшанник. Дополнительная забота. По весне вынести к полям, по осени занести ульи на зимовье.  И ни в коем случае нельзя специализироваться на выращивании только чего-то одного. Хлеборобство великорусского пахаря – это настоящее искусство. А жизнь – непрерывное усилие над собой: помирать собрался, а хлеб сей!

Передача такого опыта земледелия в рамках одной малой семьи – нереальна.  Наследник может родиться умный и трудолюбивый. А может – глупый и ленивый. Эпидемия может уничтожить семью. А система хозяйствования требует постоянного умного распоряжения хозяйством.  И постоянного воспроизводства всех основных технологий хозяйствования.

Развитие землепашества в Московском государстве и Российской империи 18 века происходило как коллективное. Либо переселенческая артель(в частности, староверческая, связанная еще и религиозными общинными взаимными обязательствами и имеющая общинное управление), либо под эгидой монастырей, которые и были главными центрами развития и распространения сложного и грамотного земледелия. С использованием знаний и навыков и непрерывным развитием их из поколение в поколение монахов и крестьян, находивших себе место при монастыре. Ну и бояре и дворяне тоже выводили избыток сельского населения на новые места коллективно.

Но этим коллективность сельской жизни только заканчивалась. А начиналась она с семьи. В крепостных русских деревнях основными крестьянскими хозяйствами были большие хозяйства больших семей. Большая семья возглавлялась отцом семейства – большаком. В едином хозяйстве жили и совместно трудились его сыновья с женами-молодухами и их детьми. Вся общинная земля, которой наделялись все члены семейства, обрабатывалась как единое целое. На нескольких десятках десятин распределялись различные культуры и  участки, находящиеся  под паром. У большой семьи были общие хозяйственные постройки: тот же овин, тот же мшанник для ульев, ток, хлев для коров, свинарник, овчарня, курятник. Общий скот и общий земледельческий инвентарь. На все большое семейство пекли хлеб, готовили щи, кашу. Молодухи пряли шерсть и ткали домотканную одежду из льняного полотна. В таком хозяйстве имелась возможность и разделения труда, и наоборот его концентрации. Дворяне поддерживали систему больших хозяйств. Попросту признавали нескольких старейшин-хозяев и не признавали хозяйских прав молодых глав семей.

Но в самих больших семьях был источник неустойчивости.  Отцовская власть была священной для его сыновей, но их жены-молодухи были для семьи пришлыми. И между собой ладить им было трудно.

Как только в результате реформы-1861 дворянин потерял связь с крестьянством, исчезло дворянское принуждение к режиму жизни большими семьями, молодухи начали разваливать большие хозяйства. Впрочем, это не происходило в староверческих регионах Севера и Сибири, где роль дворянства в регулировании жизни исполняла староверческая община. Государственная же РПЦ на большей части территории самоустранилась от минимальной организующей роли в миру.

Развал больших хозяйств быстро приводил к накоплению слабых семейств. Прежде всего, при выделении из большого хозяйства терялось единство хозяйственных построек. Малая семья воспроизвести все – не могла. Возникал дефицит инвентаря и скота, в том числе рабочего. Упрощалось и земледелие.

Из больших семей молодые, не обремененные семьей сыновья могли уходить на дополнительные заработки, принося в общий котел деньги. Соответственно имелась возможность даже в неудачные годы продолжать вести хозяйство полномасштабно и грамотно, парируя неудачу  некоторым уменьшением количества скота и деньгами из заработанных вне деревни.

А вот малая семья вынуждена была платить выкупные платежи исключительно из собственного труда на земле. Любая превратность(неурожай, мор скота) превращала ее в должника, из которого уже сельская община, как коллективный полицейский, выколачивала недоимку.  И как быть? Семья попадала в беличье колесо непрерывного засева земель самой продаваемой, самой востребованной хлеботорговцами культурой.

А самым востребованной хлеботорговцами культурой (из-за экспортной ориентации) – была пшеница. В зоне, где выращивание пшеницы было возможно, происходил переход к ней. Вместо традиционных 10 и менее процентов нивы, она стала занимать значительную часть клина крестьянских общин. И так по всей черноземной полосе. На Кубани пшеница заняла 2/3 посевов:

Кубанская область

Хлебопашество дает 75% населения главный источник средств к жизни. Возделываются преимущественно озимая и яровая пшеница (из общей площади посевов, составлявшей в 1892 г. около 2 млн. дес., ими занято более 1420 т. дес.), затем рожь, овес, ячмень, просо, картофель, лен, кукуруза и др. В двадцать лет посевная площадь увеличилась с лишком вдвое и угрожает истощением почвы, так как, за отсутствием свободных земель, одни и те же пространства служат пахотными полями в течение многих лет.[3]

Наоборот,  способствующая оздоровлению полей гречиха, совершенно не имеющая спроса в Европе, – с полей уходила. Как мы видели, в Харьковской губернии она оказалась полностью выведенной из обращения культурой. И на Тамбовщине – тоже практически сошла в ноль.

Фактически реформа 1861 года и экспортный пшеничный бум уничтожили крестьянство, необходимый для грамотного крестьянствования уклад жизни и культуру хлеборобства на всем юге Российской империи. Пшеница стремительно превращалась в монокультуру при том, что в отсутствие химических средств борьбы с сорняками это было допустимо лишь в условиях большого избытка земель.

Пролог к катастрофе.

На фоне никчемного крестьянского земледелия малоземельных и безлошадных хозяйств на Украине, а также вообще по всем черноземным губерниям и такого же никчемного казачьего в Области Войска Донского, в дореволюционное время существует солидная земледельческая база в виде крупных помещичьих и возникающих капиталистических хозяйств. Скажем, в Киевской губернии в 1896 г. частное землевладение (преимущественно дворянское) составляло 40.4%, а крестьянским общинам принадлежало 44.9% земли, в Полтавской соответственно 41,9 и 57%, причем дворянские земли составляли 33%. В Области Войска Донского, доля крупного земледелия, однако, меньше 10%.

В крупных хозяйствах с севооборотами, техникой очистки и подготовки семян, сроками сева и глубиной запашки все в порядке. Они продуктивны, и обеспечивают практически весь объем товарного зерна. Если у крестьян неурожай, то простым выделением денежных средств на покупку товарного хлеба проблема голода смягчается. И то не до конца. Голод начала 1890-х отмечен сотнями тысяч умерших голодной смертью.

Но все-таки в стране есть в достаточном количестве товарный хлеб. Он становится дороже. Для голодающего крестьянства он недоступен по цене. Но он физически есть.  Можно организовывать благотворительные фонды из средств купечества, дворянства, интеллигенции, из казенных средств, давать наживаться хлеботорговцам на дороговизне, но голодающих крестьян спасать. Тем самым подчеркивая единство народа от крестьянина до царя.

Только ведь есть силы, которым такое единство – кость в глотке. Зато от скупки и последующей сдачи в аренду разорившихся помещичьих имений у них хорошо наполняются кошельки. И от продажи дорогого хлеба не способным себя нормально кормить крестьянам – тоже. Уже совершенно очевидно, что крестьянское земледелие – безнадежно.  Единственное, что способно решать задачи прокорма населения – это культурные хозяйства. Но есть уже в России партия эсеров, которая ведет в крестьянстве пропаганду разгрома и раздела крупных земельных хозяйств. И эта пропаганда – доходит до крестьянства.

В 1902 году голодающие крестьяне Полтавской и Харьковской губерний восстают. Происходит уничтожение имений, разграбление продовольственных запасов, сельхозинвентаря. Погромы касаются не одних только помещиков. Под ударом любые крупные формы хозяйств, в том числе кулацкие.

В 1905-07 погромы крупных землевладений превращаются в систему. В ответ – шрапнель, расстрелы, «столыпинские галстуки», массовые порки. Клин между крестьянством и русским дворянством вбит. Да и государство становтся первым врагом крестьянина.

В 1917 году крестьянские нападения на имения, капиталистические и кулацкие хозяйства – к июлю-августу полностью ликвидировали всю систему крупного земледелия.

Интересно, что это далеко не всегда самодеятельные разгромы. На Тамбовщине талантливым организатором погромов поместий летом 1917 года оказывается эсер Антонов – будущий руководитель небезызвестного крестьянского восстания 1921 года.

Вопрос о сознательном и злонамеренном уничтожении культурного земледелия накануне становящейся неотвратимой социалистической революции, думается, должен быть тщательно исследован. Но не на страницах данной работы.

Неразграбленных имений на европейской части России просто не осталось. Это стало объективной реальностью конца 1917 года, к моменту, когда к власти пришли большевики. Крупного земледелия, способного давать более-менее приличную урожайность, а потому обеспечивать страну товарным хлебом, в России образца осени 1917года более не существовало. Не осталось, соответственно и рабочих мест для миллионов батраков, у которых работа в крупных хозяйствах была единственным средством существования.

В период дискуссий по аграрному вопросу в предшествующие годы большевистская позиция была направлена на сохранение культурных хозяйств под рабочим контролем трудившихся в этих хозяйствах батраков.

Полный передел земли между крестьянством – это позиция эсеров. Убийственная для аграрного сектора позиция. Земля наиболее плодородных черноземных террриторий в результате раздела переходила к крестьянам,  абсолютное большинство которых  уже не владело навыками агротехники, не имело инвентаря, рабочего скота, хозяйственных построек, связанных с земледелием. Но на конец 1917 года альтернативы этому разделу уже не было. Разгром крупных хозяйств такой альтернативы не оставил. Большевики были вынуждены утвердить раздел земли между крестьянами. Отметим: с перспективой последующего укрупнения их и соответственно повышения продуктивности – через кооперирование. Создание совхозов и коммун началось уже с 1918 года.

Но уже был запущен обратный отсчет предстоящей катастрофы.   Лучшие земли страны оказались в руках тех, кто работать на земле нормально не умел.

Во всяком случае на вопрос, почему в самых хлебородных краях: на Украине, на Дону, на Кубани типичные урожайности конца 1920-х – начала 1930-х оказались никакими, мы уже нашли ответ. Это же ответ на вопрос о товарном хлебе в стране. Крестьяне самых хлебородных краев его категорически не могли произвести при такой урожайности, до которой опустилось индивидуальное земледелие. Мы же ответили на вопрос, почему все-таки у крестьян Великороссии урожайность на тощих землях оказалась заметно выше. Они, не попав в зону экспортного пшеничного шабаша, не растеряли еще навыки хлеборобства.

Мы ответили еще на один вполне естественный  вопрос, почему у крестьян-единоличников урожайность не была выше урожайности колхозной, где, как мы знаем из свидетельств 1932 года, работали из рук вон плохо. Все просто: как ни работай, при том варварском типе земледелия, который был характерен для мелких хозяйств черноземной зоны, – на полях, кроме сорняков, было трудно вырастить больше, чем вырастало. Продовольственная катастрофа была предопределена.

Неизвестная опасность.

Но остался важный вопрос о том, почему же все-таки не было дистрофии, а были опухания.

Тут мы вынуждены вспомнить о такой страшной беде, как грибковые заболевания злаков. Самым показательным во всех смыслах будет пример спорыньи. Спорынья развивается в зернах злаковых культур, причем как культурных, так и диких злаков. Пораженные спорыньей зерна превращаются в темные рожки.  Упавшие на землю рожки спорыньи весной развиваются на почве в организм, привлекающий насекомых , и имеющиеся на нем споры переносятся насекомыми на завязь зерен в колосьях. Если сев произвели рано, сильными семенами, рост злака опережает развитие спорыньи. Зерна оплодотворяются ранее, чем насекомые начинают разносить споры. В оплодотворенное зерно спорынья  уже не попадает.

Есть еще вариант. Глубокий переворот плугом земли. Спорынья оказывается упрятана на глубину, и не успевает самовоспроизвестись в очередном урожае.

Но только вот беда. Если крестьянские наделы маленькие – всего-то по несколько гектар, то споры с того участка, где развитие спорыньи никак не подавлялось, – будут перенесены на участки всех соседей насекомыми. Дунул ветер, и те же мухи вместе с ветром перелетели на километр южнее, севернее, восточнее, западнее.

Высокий процент спорыньи в хлебе регулярно в прошлом вызывал массовые отравления. Эти отравления считались эпидемической болезнью. А со спорыньей, как причиной заболевания, особо не боролись. Боролись разве что с ухудшением вида муки:

А.Х. Бо­лотов отмечает громадную трату времени на веяние зерна. Мало того, что надо было выжидать погоду, на четверть зерна (8 пудов) иногда требова­лось 4—5 часов работы. При плохом ветре приходилось перевевать 3—4 раза. И. Комов подчеркивал огромную трудоемкость сушки в овинах и молотьбы. Однако даже большие затраты труда часто были бессильны сделать зерно более или менее чистым. В тех случаях, когда ветра вовсе не было, лопаты очень плохо помогали делу. Зерно, а потом и мука были пол­ны примесей (спорынья, от которой мука становится “темна и синевата”, го­ловня, которая остается в пшенице, костер во ржи и т.д.).[2]

При этом в средней полосе России отравления спорыньей были типичны, газеты начала века регулярно сообщают об отравлениях.

«Русскiя Ведомости» (11 сентября 1909 г.) пишут из Владимiрской губернiи: «Во ржи урожая нынешняго года оказалось громадное количество спорыньи (от 8% до 20%). В больницы доставляются уже больные с признаками отравленiя спорыньей. Зарегистрировано несколько смертных случаев».

Врач Черкутинской земской больницы Н. Островскiй сообщает: «Первыя порцiи новаго хлеба оказали свое действiе. Ко мне в больницу поступила женщина, отравившаяся новым хлебом со спорыньей — поела его, а в ночь открылись судороги и сведенiе кистей рук. Спорынья вызывает сжатiе кровяных жилок, от чего получается онеменiе конечностей и их похолоданiе. Руки и ноги затем судорожно сводит, а дальше и всего человека начинает корчить. Больному грозит омертвенiе пальцев, кисти и даже целой руки и ноги, иногда по выздоровленiи остается на всю жизнь слабоумiе, слепота».

«Новая Русь» (1 октября 1909 г.) сообщает оттуда же: «Отравленiе крестьян спорыньей принимает ужасающiе размеры. Зарегистрировано уже 60 случаев, из них много со смертельным исходом. Земством выпущены воззванiя, рекомендующiе осторожность при употребленiи в пищу ржи. В Духовщинском уезде Смоленской губернiи было 15 случаев смерти от отравленiя спорыньей, в изобилiи находящейся в хлебе нынешняго урожая». (цит. по Н. П. Аржанов Неисчерпаемость рожденной во ржи: опасные и целебные дары Королевы кукушек)

Врач-психиатр Реформаторский исследует психические заболевания, возникающие на почве отравлений спорыньей. Широко была распространена культура спорыньи. Там три действующих вещества. Одно из них — антагонист адреналина, приводящий к истероидному климаксу у женщин. Со спорыньей работа «спорилась», спорынья считалась главным достоинством хлеба. С этим нельзя было бороться. Н.Н. Реформатский описывает случаи стопроцентного поражения жителей спорыньей. Выделялось семь форм психопатии на фоне отравления спорыньей. Ни одного здорового человека не было.  Случалось, что за два-три года деревня вымирала полностью. Мужчины мигрировали, бросая семьи, женщины и дети умирали с голоду или становились нищими.

Сырую среднюю полосу России ржаная спорынья преследовала постоянно. На засушливом юге условия для развития спорыньи(сырой год) возникали реже. Но, тем не менее, массовые эпидемии «злой корчи»,  случались и в южных краях. Эпидемия эрготизма(отравление спорыньей имеет название эрготизм) бушевала в войсках союзников под Севастополем. Упомянутый в цитате Реформатский изучал психопатии во время эпидемии «злой корчи» в 1881 на Полтавщине. В 1887 году это же несчастье посетило Черниговщину. Здесь эрготизм наблюдал и описал В.Курчинский.

Но для народа этой опасности не существует. Никто не считает спорынью опасной. Вот в чем проблема! Опасность спорыньи известна только образованному сословию, главным образом, земским врачам. И все.

Мешаная мука бывает опасна для здоровья, когда смолота вместе со спорыньей, или так называемыми рожками, рогатою рожью. Это – болезнь зерна, которое вырастает длинным, иссера-черноватым, сладковатым на вкус. Мякоть спорыньи (она же рожки, спорыш, спорыня, спорня) сероватая, приторно-сладковатая на вкус и в пище ядовитая, особенно пшеничная. Поесть спорыньи, будет кружиться голова, ослабевает зрение, зашумит в ушах, человек отравляется. Пойдет зуд по пальцам рук и ног, а потом и по всему телу. В конце концов у больного является одышка, пальцы на ногах пригибаются к подошве, желудок лениво работает. Деревенские дети всех чаще подвергаются этой болезни, лакомясь сладковатою спорыньей. Некоторое количество ее в муке любят деревенские хозяйки за то, что от таких зерен хорошо подымается квашня, хорошо хлеб спорится (отсюда и ее название), то есть увеличивается объемом. (Максимов С. Куль хлеба и его похождения.1873) [7].

Обратите внимание: особенно ядовита спорынья пшеничная. В краях, где сеют рожь,  спорынья обычное дело. Не исключено, что народ даже на генетическом уровне к ней приспособился, и мрет только по случаю особо сильных заражений. В принципе смертельно опасным может быть 2%-ное заражение хлеба спорыньей. А в ряде случаев фиксировалось 40%-ное заражение ржи.  Тем не менее, значительная часть спорыньи удаляется при провеивании после обмолота. Частично действие алкалоидов спорыньи смягчается за счет их разложения при выпечке хлеба, впрочем, неполного.

А вот в сухой черноземной зоне сильное заражение зерна спорыньей – эпизодично. Должен быть уникальный год. Вместо типичной для черноземных краев засухи – избыточное увлажнение. Но и этого мало. Надо, чтобы к этому влажному году возникло массовое засорение полей спорыньей. Чтобы она  в существенных количествах присутствовала повсеместно. Такие условия зрели долго – с 1917 года. Все-таки культурные крупные землевладения на Украине составляли весьма основательную часть земли. В ходе гражданской войны крестьянам Украины было передано 15 млн. десятин помещичьей земли и 8 млн. десятин земли кулацкой. А всего засеяно в 1932 году на Украине было 18 млн. десятин.  А ведь были же и просто крестьянские земли – с дореволюционной поры!  Вот и попробуй все эти земли испортить. – На это время нужно! Долгие годы неустанного труда.

Важно обратить внимание на то, что культура земледелия, предусматривающая борьбу с засорением земель, – работает и против грибка. Нет возможности спорынье развиваться, если вокруг нет злаков. Сплошь, например, горох. А злаков нет. Подавлены, темно им под горохом. Прорастание рожков спорыньи – впустую. А вот если с сорняками не борются, сеют пшеницу по пшенице да еще и плохими семенами – слабыми, колос от которых не способен обогнать спорынью, тогда у нее есть все возможности расширять свое присутствие на полях.

В 1932 году повсеместное засорение земель стало реальностью. Выдался этот 1932 год с повышенным против среднего увлажнением. А массовый саботаж работ в колхозах массово же вступивших добровольно в колхозы крестьян – привел к позднему посеву. К началу мая на Украине  было засеяно менее 15% земель – при том, что сеять на Украине прилично с марта, а в Одесской области –  даже с февраля.

Но и это не самая страшная проблема. В конце концов есть еще и переработка зерна после уборки. Прожарить снопы под палящим солнцем юга и, перекрестившись, обмолотить, провеять на степном ветерке, – и количество спорыньи в зерне войдет во вполне приемлемую норму. Но… в 1932 году  хлеб воруют колосками, еще недозревший,  еще до жатвы  прямо с полей, воруют из-под обмолота. Кто же ворованное будет на виду у всех провеивать? А потом еще и «жаба душит» заплатить налог с помола. Мелют муку из только обмолоченного, но не очищенного зерна  – по ночам. Рапорта ГПУ это подтверждают. И что может быть в той муке?

Впрочем, если бы это происходило сразу! Сразу-то как раз все или почти все  в порядке. По закону колхозы выдают 15% урожая просто в аванс. Это совершенно законный, правильно обработанный, нормальный хлеб. Его можно есть. При урожайности 5 ц/га и необходимости в семенах около 1 ц/га, 15%-ный аванс – это почти 19%всего зерна, назначенного в потребление. Причем в потребление всеми, в том числе и горожанами, а не одними крестьянами, т.е. с учетом и налога, составляющего около1/3 урожая. Соответственно, для крестьян Украины это чуть менее трети годовой нормы потребления хлеба на уровне более высоком, чем по результатам урожая 1931 года. И заметно выше,  чем по результатам неурожайного 1928 года. По крайней мере до 1 декабря 1932 года у украинских крестьян только законного авансового, а потому более-менее нормально обработанного зерна было вполне достаточно. А еще было нормальное же зерно, выданное на трудодни. И еще, еще раз напоминаем, в деревне было зерно 20% единоличников. И были другие продукты питания. Спрятанное по ямам зерно оставалось нетронутым.

После этого – необходимо дождаться возможности воспользоваться ворованным зерном из ям. А они у многих – далеко. Да даже если и недалеко, а в огороде, то все-равно под снегом. Выкопаешь – все увидят. Отберут. Выкапывать можно только тогда, когда сойдет снег. Где-то в феврале, где-то в марте. И это спрятанное зерно не обработано. Даже колхозы в рамках круговой поруки держали в потайных амбарах зерно с 60%-ной засоренностью – в качестве семенного фонда! Что говорить о крестьянских запасах?! В марте начался рост смертности, который несколько приостановился в апреле.   Но 18 апреля Пасха. У кого и запасов не было, добыл тем или иным способом зерно или муку для пасхального кулича.. Отравленное зерно, отравленную муку. Практически все село оказалось причастным к этому православному пиршеству с отравой на столе. Тем не менее, если количество спорыньи не слишком велико, то острое немедленное отравление не наступает. Наступает отравление хроническое с вегетационным периодом проявления видимых опасных последствий от двух недель до полутора месяцев.. Вот он и майско-июньский всплеск смертности. В тот период, когда есть и ранние овощи с фруктами, и даже в южных областях молодая картошка. – Даже если бы у крестьян Украины не было расчета на запас продовольствия в ямах, уже с марта точно позаботились бы посевом хоть чего-то быстро созревающего.

Версия отравления спорыньей – вполне объясняет и безумства с поеданием детей. И «волчий голод», заставлявший крестьян Украины выкапывать павший скот из скотомогильников и жадно поедать его. Она же объясняет и резкое различие в смертности между городами и селами. В городе ели хлеб, выпеченный из муки с государственных мельниц. На которых уже существовали меры по пресечению отравления зерна и муки конкретно спорыньей. Грубая механическая очистка зерна провеиванием. И тонкая очистка влажной обработкой зерна перед помолом – мытьем и последующей сушкой. Городу хлеба доставалось мало. Но он был чистый. Горожане худели, но не умирали. А село – мерло.

Остается тонкость – связать  смертность от спорыньи с опуханием – главным симптомом голода-1933.  Один из соавторов(С.Миронин), будучи медиком по образованию, докопался до этой связи. Алкалоиды спорыньи поражают в первую очередь печень. Она перестает вырабатывать белок, который препятствует выходу воды из кровеносных сосудов в брюшину и под кожный покров. Вот вам и опухание. Вот вам и многочисленные факты опухания и смерти в семьях, у которых находили серьезные запасы продовольствия.