Дети великой отечественной войны

Дети военной поры… Несладкое было у них детство. Владимировский (ныне Ахтубинский) район Астраханской области  от Сталинграда отделяли каких-то двести километров. По ночам в той стороне  горело зарево – там шли тяжелые бои. А здесь, в «ближнем» тылу и стар, и мал стремились помочь фронту. Эти годы не вычеркнешь из памяти. Вот и Зоя  Ивановна Мельник запомнила все до мельчайших подробностей.

Родом я из села Успенка. И я там родилась, и сестра  моя Валя. Отец наш Иван Егорович Гайдышев работал в рыбацкой артели на зимовке под названием Чуркина. Их было несколько, и все они входили в рыбколхоз, находившийся на окраине поселка Петропавловки (теперь это город Ахтубинск). Мама крестьянствовала и по дому успевала дел переделать немерено.

В декабре сорок первого года папу призвали в армию. Какое-то время находился он под Сталинградом, где новобранцев обучали военному делу. Каким-то чудом отцу удалось приехать на сутки к нам в село с оказией – проведать и проститься. Сквозь сон услышала я потом разговор родителей. «Ваня, как я без тебя буду, что делать, как жить?» – спрашивала мама. «Иди, Мария, в рыбколхоз, на мое место, – ответил отец. – Там хоть тяжело, но зато кормят, и дети с голоду не помрут».

Вскоре мы оказались на Чуркиной зимовке. В те времена была там животноводческая ферма. За коровами догляд нужен, вот и взяли нас с соседским мальчишкой Витей Гужвиным подпасками. Целыми днями мы пасли коров, за это нам выдавали продукты – пол-литра молока, немного сметаны и творога. Роскошная еда по тому времени.

Деревенские дети  рано взрослеют – работы было много, надо было со всем управиться. Но все равно, дети есть дети, вот и придумывали себе какие-то игры. Ходим-ходим за коровами, а сами вокруг все примечаем. Часто и в лесу, и на берегу речки Калмынки нам встречалась одна и та же женщина. Мы ее и на зимовке видели – жила она на окраине, нелюдимо, замкнуто. Вот мы с Витькой и стали за ней следить. Куда она идет – туда и мы незаметно пробираемся.

Диверсанты

К крутому яру Калмынки часто подходили баржи, пароходы. То раненых в Астрахань везли, то эвакуированных. И почему-то возле нас эти суда попадали под бомбежку. Как только судно на подходе –  красная ракета взвивается, из-за реки откуда-то прожектора светят, и фашистский самолет тут как тут. После бомбежек вода в Калмынке алой от крови бывала. Видели мы, как горели суда, как люди, погибая, кричали, да что сделаешь!

А женщина та, похоже, диверсанткой оказалась. Говорили, что ракеты сигнальные она с мужем своим пускала, наводку противнику давала. Говорят, что из их домишка подземный ход был прорыт к землянке в лесу. Проход не знаю, а землянку эту мы с Витькой и обнаружили. Забрались как-то в заросли, а там ход в землянку ветками замаскирован. Вошли и увидели – приемники какие-то, провода. Из людей – никого. Иначе, наверное, прибили бы там нас, и не узнал об этом никто.

Во весь дух побежали  мы к берегу, где как раз остановилось большое судно. Часовые нас не пускают, а мы плачем, говорим, чтобы позвали кого-нибудь из начальства. Вышел к нам офицер. Мы, как могли, объяснили ему про аппаратуру в землянке. Взял он с собой бойцов и попросил нас проводить. Когда дошли мы до того места, нам было велено  вернуться на берег и ждать возвращения группы, не уходить. Слышали мы автоматные очереди, крики… А когда офицер вернулся, он велел дать нам продуктов. Вынесли с парохода хлеб и консервы. Записал он все наши данные и сказал: «Милые дети, какую большую помощь вы нам оказали»

Страшная картина

Война все шла и шла, жизнь становилась все тяжелее. Особенно страдали мы от голода и холода. За хлебным пайком в 400 граммов мама с нами ежедневно ходила с зимовки пешком на пристань в Петропавловку.

Никогда не забуду один из хмурых дней поздней осени. Получили мы свой горький хлеб и уже было собрались в обратный путь, как пошел сильный  дождь. Мы в уголочке  пристани прижались и стоим. Подошли две баржи, полные людей, –  в основном, женщины, дети, старики. Взрослые сказали, что это эвакуированные семьи, их распределят по селам нашего района, и они будут там жить и работать.

Почему-то возникла паника, никто не знал, куда этих людей определить сейчас, с дороги, дождь хлестал… Хорошо запомнила я страшную картину. После дождя в ночь ударил мороз, и многие из тех эвакуированных умерли от переохлаждения. Женщины до последней минуты старались спасти детей, крепко прижимая их к себе, чтобы согреть их, вымокших до нитки. Помню, как возле пристани в наскоро вырытых канавах хоронили этих людей…

Светлая память

Наш отец с фронта не вернулся. Фамилия его выбита на обелиске в моей родной Успенке. А похоронен он в братской могиле в 60 километрах от Москвы.  Я ездила туда, когда была помоложе. Долгое время о судьбе отца мы ничего не знали. Похоронку нам принесли по иронии судьбы в День Победы, 9 мая. А погиб отец гораздо раньше – весной сорок третьего, как рассказал нам потом земляк, воевавший вместе с отцом. Отец подвозил снаряды на повозке и погиб от прямого  попадания в нее фашистского снаряда. Светлая память ему и всем людям, чьи жизни унесла проклятая война.